Спектакль состоит из историй о жизни, придуманных актерами. Как вы их выбирали?
Юлия Владимирова: Это даже не истории, а какие-то чувства, ощущения того, что волнует, что близко сердцу. У кого-то получились ощущения из детства или фантазии, а кто-то рассказал вполне конкретную историю.
Виктор Скоморошко: Главное, чтобы это была тема, которая волнует именно тебя. Мы же понимаем, что для сценической формы мы добираем какие-то обстоятельства, чтобы разукрасить историю, сделать ее более объемной и интересной. В итоге она выходит не совсем автобиографичной, но все же в этой канве.
А были биографичные? Вот я знаю, что у Виктора, например, в детстве не было балкона, хотя ваш этюд как раз про него.
Ю.В.: У нас есть история Тани, та, что с медведем. Это конкретно ее личная мечта – она в детстве хотела выйти замуж за медведя. А в спектакле она рассказывает об этом с позиции сегодняшнего дня, уже с точки зрения взрослого человека.
В.С.: Я вырос в деревне, поэтому у меня правда не было балкона, его придумал режиссёр. Изначально история, которую я принес, происходила в автобусе, и каждый переезд от остановки к остановке был связан с определенным жизненным циклом. Константин Николаевич послушал и сказал: «Все правильно говоришь, только мы возьмем не автобус, а бельевую верёвочку. А дальше надо подумать…». Но на одну верёвочку все эти истории не нанизать, потому постепенно родился образ балкона.
Получается, вы приносили устные истории, которые развивали совместно с режиссёрами?
Ю.В.: Да, причём мы изначально не представляли форму того, как это должно выглядеть. Поэтому сказать, что это наши личные этюды, ни в коем случае нельзя – это совместная придумка с режиссёрами и художником. Мы двигались от какой-то изначальной идеи, которая по ходу работы развивалась и воплощалась в другом ракурсе. Сам поиск был очень непрост. Я даже ревела, пока не поняла, как выразить то, что хочу. Ты же постоянно об этом думаешь, все время находишься в состоянии поиска.
В.С.: Мне тоже было тяжело, но как раз наоборот. Когда уже появилась идея с балконом и верёвкой, у меня начало появляться столько идей, что было очень сложно отсеивать эти картинки, от многих придумок пришлось отказаться ради цельности. Многие вещи отвалились ещё на полпути, а какие-то дошли до финала, но и уже сделанное пришлось выбрасывать.
Перед каждым этюдом актёр Виталий Федоров задает вам довольно личные и непростые вопросы, они вам помогают или сбивают?
Ю.В.: По-разному. Это как на вулкане. Я каждый раз переживаю не столько из-за этюда, сколько из-за вопросов. Многие из них ставят в тупик или требуют времени для обдумывания. С некоторыми вопросами ты уходишь со спектакля, уже приходишь домой, но продолжаешь о них думать и только потом понимаешь, как нужно было ответить.
В.С.: Были и обескураживающие вопросы. А в какой-то момент Виталий понял ту сторону, которая меня всегда сильно цепляет, и теперь он редко, но иногда этим пользуется. А вопросы действительно требуют времени, нам же важно, чтобы ответ был не для галочки, ты же хочешь быть искренним.
Ю.В.: А ещё перед тем, как эти вопросы появились, каждого из нас попросили друг о друге написать несколько интересных фактов. Мы даже немного шпионили друг за другом в хорошем смысле. Но Виталий наверняка все эти факты уже исчерпал, он всегда кропотливо сидит перед каждым спектаклем, придумывая вопросы, абстрагируется от всех.
А какие-то особенно запоминающиеся вопросы от него были?
В.С.: Помню один из первых – я весь был в напряжении, что же он мне задаст. А он спрашивает, как я отношусь к сельскому хозяйству. Я стою и не понимаю, что на это ответить! Попытался отшутиться, конечно. Я понимаю, почему этот вопрос у него возник. Возможно, кто-то из коллег написал про мою рассаду цветов на подоконнике. (Cмеется). Или опять же вспомнили мое детство в деревне: подоить корову – это пожалуйста, у меня первая корочка в жизни после комсомольского билета – оператор машинного доения. Но откуда взялось сельское хозяйство?
Ю.В: А меня он как-то спросил, чего мне хотелось особенного во время беременности? Я ответила, что ничего особенного и уже подумала, что он закончил, пошла показывать этюд. А он вдруг бросает в микрофон: «Ну, например, рельсы нюхать». И меня это абсолютно выбило, я на него так посмотрела, что все зрители захохотали. С ним разговор начинается и может куда угодно вылиться, иногда получается настоящий диалог. Если сначала это раздражало, то теперь как спорт, от этих вопросов получаешь какое-то мазохистское удовольствие.
Вам трудно делиться со зрителями собой? Своей историей, ответами на такие личные вопросы?
В.С.: Для меня это скорее экзамен. Раньше я не то чтобы боялся вопросов, но очень напрягался от них. Я врать не умею по жизни, но есть какие-то очень откровенные вещи, которые ты не можешь сказать. Раньше меня это мучило, а теперь я стал проще к этому относиться, со временем мне стало легче.
Ю.В.: Мой этюд последний, когда я на него выхожу, в зале уже такая домашняя обстановка, как будто зрители – наши соучастники, как будто я сижу с ними в одном кругу и делюсь историей с друзьями.
А какая зрительская реакция на ваши откровенные истории?
Ю.В.: Часто гости после спектакля подходят и говорят: «Ваши истории мне очень близки, это про меня, это заставило меня плакать».
В.С.: И что самое интересное: работа создавалась для юбилейного вечера, мы и не думали, что спектакль останется в репертуаре. А после показа такой зрительский ажиотаж поднялся! Мы рады, что спектакль идет и пользуется успехом и у зрителя, и у профессионального сообщества.