Как появилась идея поставить «Иранскую конференцию»? Это ваша идея или Игоря Сергеева?
Это все началось не с нашей идеи. Несколько лет назад на форум независимых театров «площадка», который мы организовывали с Игорем и нашим директором Стасом Белозеровым, мы пригласили Ивана Вырыпаева с просьбой почитать лекции на площадке «Скороход». Разговор о пьесе начался в личном разговоре Ивана и Стаса, а уже потом Стас пришел с этой пьесой к нам.
Как работается, когда на площадке два режиссёра? Режиссёр — ведь это «сольная» профессия… Как решались какие-то спорные моменты?
Мы с Игорем однокурсники, знакомы почти 15 лет, у нас с этим проблем не было, было распределение обязанностей, спорные моменты мы решали сообща, ни одного конфликта не было, мы дополняли и поддерживали друг друга.
Расскажите про распределение ролей, вы сами назначали актёров или давали им выбор?
Распределения как такового не было, все пробовали всё, потом в процессе репетиций и понимания, кого что больше касается, кому какая тема ближе, выкристаллизовалось то, что получилось.
Игорь Грабузов отсутствовал какое-то время и был ввод на Расмусена. Я знаю, что некоторые режиссёры не любят работать с составами, потому что это такое «запихивание» одного актёра в рисунок роли другого. Как в случае с «Иранской конференцией», где все построено на «личном опыте», сделать органичный ввод?
Рисунок в нашем случае — это чистая хореография, по внутренним мотивам и интересам в зависимости от состава меняется и внутреннее направление роли. Мы не заставляем одного артиста переживать переживания другого. Это другой персонаж, другой спектакль.
Репетировали вы этюдным методом? Как проходил процесс?
Конечно, этюдным методом, плюс у нас было много тренингов. Первые полгода мы занимались этюдами и особо не прикасались к тексту, подходили к нему издалека.
Я знаю, что Иван Вырыпаев трепетно относится к ремаркам, а вы отступаете от них по части возраста у Ларсена и у Андерсена. Получается, что возраст персонажа тут ни при чем, главное то, что внутри?
Я бы не сказал, что мы сильно отступили от ремарок, мы внимательно услышали Ивана, который очень любит, чтобы все было как у драматурга, ну и это наши реалии, мы — театр, состоящий из молодых артистов и нам показалось странным приглашать кого-то ещё, чтобы соблюсти некую условность этого возраста. Нам было важнее то, что этот возраст означает.
Если Паскуаль Андерсен — 90-летний дирижер, это означает, что он чувствует приближение смерти, мы сохранили это.
Если говорить о Расмусене, то в других постановках он фигура техническая, модератор, а у вас — главный герой, фактически трикстер. Это сознательно сделано, это спектакль про Расмусена?
Нет, он не главный герой, нам просто было грустно жить с персонажем-функцией, кроме того здесь Игорь Грабузов поработал так, что это невозможно было куда-то спрятать.
Могут ли участники конференции найти общий язык?
Конечно, нет, но это вопрос к современному обществу, где мы выслушиваем всех, а если мы выслушиваем всех, то никогда не сойдемся. Современное общество не очень способно договариваться, все может работать только при жестком руководстве кого-то из… (Смеётся).
Точка зрения какого персонажа ближе всего вам или вы как режиссёр находитесь «над» этой схваткой?
Я в разные периоды разделяю разные точки зрения. На уровне прочтения пьесы у меня были одни эмоции, в процессе репетиций — другие. На одном спектакле я соглашаюсь с одним, на другом — с другим, но, конечно, стараюсь дистанцироваться.
Есть мысль, что любая пьеса существует ради одной фразы. Ради какой фразы существует «Иранская конференция»?
На мой взгляд, для нас всех в работе это стала фраза Астрид Петерсен «Жить, познавать мир, свободно мыслить и любить».
Куда плывет эта лодка?
(Смеётся). На этот вопрос ответить невозможно, я не рискну.