Это ваша первая работа с этими режиссёрами?
Нет, далеко не первая, у нас плодотворный творческий союз, с Игорем Сергеевым в 2014 году мы вместе работали над спектаклем по роману Дэниэла Киза «Цветы для Элджернона», потом был «Эффект Чарли Гордона», «Билли Миллиган», «Мария Стюарт», а с этим дуэтом работаем впервые.
Как работается актёру, когда на площадке два режиссёра? Мне кажется, режиссёр — профессия эгоцентричная…
Всегда есть некий лидер, в случае с «Иранской конференцией» это был Игорь Сергеев, на мой взгляд основная работа была с ним.
Если говорить об «Иранской конференции», то номинации за этот спектакль получают участники конференции, а у вас номинация за Расмусена, получается, он главный герой?
Там нет главных героев, я бы сказал, что там есть один герой в разных воплощениях. Я сам выбрал эту роль Я люблю роли, где ничего не прописано. Участники конференции — это одна сторона одного большого целого со своим стержнем воззрений, убеждений, эмоциональным фоном, про ведущего ничего не понятно, поэтому у меня была свобода, которую я люблю и стараюсь ей пользоваться.
Кто он, что он, что его гложет… Мне кажется, там нет главных героев. На мой взгляд, Филлипп Расмусен — это такой космический осьминог, который прибыл из космоса и наблюдает за людьми, пытается их понять. Но как мы видим в финале, у него это не очень получается.
У вас была возможность выбрать персонажа, которого вы будете работать и вы выбрали Расмусена?
Да. В принципе, Игорь Сергеев и Владимир Кузнецов работают всегда этюдным методом. Поначалу мы могли выбрать, исходя из того, что кого греет, актёр, исполняющий роль участника конференции, должен чувствовать, понимать, сопереживать вещам и материям, которые пытается донести участник, потом это приходило к какому-то знаменателю, режиссёры сами решали.
Какие этюды вы приносили и какие взяли в работу?
Нужно понимать, что «Иранская конференция» — это не проза, а пьеса. Этюдно мы работали над прозой, романами и документальными материалами, из этого сочинялась наша собственная пьеса, а тут она уже есть и у нас были указания от драматурга, что мы не можем отходить ни на букву от пьесы.
Этюды — это были некие исследования самих героев, тем, о которых они говорят. Лабораторное исследование общей сферы, в которую погружена пьеса, её тема, политическое положение и универсальных ценностей.
От чего отталкивались, создавая образ?
Я придумал, что Расмусен — это космический осьминог, пришелец, я люблю мыслить такими образами, иначе при всем юморе и парадоксальности пьесы два часа сплошного текста — это довольно скучно, я люблю привносить, мне нужно привнести в это элемент художественно-сказочного, это меня греет.
У всех участников «Иранской конференции» есть болевые точки, ведь говоря об иранской проблеме, они говорят о себе. А что болит у Расмусена?
Это большой вопрос, не требующий ответа. Расмусен — некое клейкое вещество, на которое прилипают все остальные участники, представляющие собой общее высказывание, сторону общей монеты и он есть стержень с клейстером. Он универсальный человек в гармонии с миром.
Чего он добивается?
Универсальной гармонии, он пытается понять человеческую природу. Откуда происходят войны, почему люди уничтожают друг-друга, почему культуры так различны. От самоуверенно-уверовавшего в свою правоту организма он проходит путь за время конференции и понимает, что ничего не понял, только больше запутался.
Если он добьётся права решать, как поступать со странами, в которых человеческая жизнь ничего не значит, что он сделает в этом случае?
Я не думал об этом. Мне неоднократно говорили, что он страшная личность, но для меня в нём есть такая не личная, а универсальная боль за всю планету. Все участники говорят о своих бытовых по сути проблемах, у кого сгорел дом, кто-то неудачно влюбился, а у него есть не то что боль, а страх за планету, не человека, а планету.
Кто из героев русской классики больше всего похож на Расмусена, есть ли такой «брат»?
Сложно сказать. Расмусен у Вырыпаева может быть разным, многие воспринимают его просто как модератора, поэтому сложный вопрос, с кем его можно соотнести. Это совокупный образ. В нем есть что-то от Раскольникова, но это умозрительно.
Куда плывет эта лодка?
Вникуда.