Светлана Петрийчук

"Финист ясный сокол", Проект «Дочери СОСО», Москва

О работе с режиссёром

Как произошла твоя первая встреча с режиссёром и насколько комфортно тебе было работать с Женей Беркович?

Женя, конечно, мечта для драматурга. Как пишущий человек, она крайне уважительно относится к тексту. Она пишет талантливее многих. Работа над этим текстом началась с того, что Женя была ридером на «Первой читке», и она мне написала сама: «Мне нравится текст, хочу его ставить, приезжай, познакомимся». Женя дала мне возможность рассказать, что в этом тексте для чего было создано, где какие смыслы. У него достаточно своеобразная тематика и там что-то нужно объяснять. На самом деле это такой вроде бы, казалось бы, логичный шаг, но им же почти никто не пользуется. Особенно, как это ни странно, среди молодых режиссёров. Женя — в числе немногих близких мне по духу и стилю творчества, с которыми у меня полноценный контакт налажен. Она спрашивает: «Что ты имела ввиду?» А не пользуется твоим текстом, как текстом мертвого автора, как иногда бывает. После этого они начали что-то пробовать вместе с  композитором Ольгой Шайдуллиной. И на всех стадиях меня всегда приглашали на репетицию. Это важно. Я приходила на какие-то репетиции, смотрела, и мне все страшно нравилось.

О тексте пьесы 

 Я знаю, что специально для спектакля были дописаны монологи. Как вы работали с режиссером над текстом? Как вы пришли к тому, что нужны эти монологи? 

Женя бы точнее рассказала о том, как эта идея пришла в процессе, но я расскажу, поскольку тоже знаю. Жене хотелось найти моменты персонального соприкосновения актрис, потому что она дала им своеобразное задание — найти документальный материал по теме, который бы их внутренне завел. И они пришли уже с готовыми монологами. Кто-то записывал собственные истории, кто-то брал интервью. В основе каждой лежит какой-то документальный материал. Мы все это послушали вместе, и что-то я сократила, а что-то осталось неизменным. Мне эта идея очень понравилась, потому что она дала что-то новое, чего в тексте не было изначально. Какая-то смысловая точка, где актрисы подключаются к определенному направлению внутри этой темы, по-другому ее чувствуют, и это очень здорово.

А ты имела право голоса? То есть могла сказать, что «вот эта вот мизансцена кажется мне не совсем верной»?

Я уверена, что я его имела. Но мне не пришло бы в голову этим правом воспользоваться. Мне кажется, что часть работы профессионального драматурга — быть готовой и с радостью принимать тот факт, что твои идеи интерпретируются кем-то другим. И поэтому я отношусь к этой свободе интерпретации с искренним любопытством и всячески это приветствую. У меня самой диплом режиссёра, но я же не стала ставить это сама.  Как раз радость сотворчества состоит в том, чтобы с любопытством и с восторгом относиться к  человеку, который берется твои идеи интерпретировать. Тем более, когда это такой профессионал как Беркович. Мне страшно нравится театральный язык, которым она пользуется. Мне нравится её режиссура, очень близкий мне, скажем, женский такой взгляд на очень многие вещи. Её бы эти слова сейчас разозлили, наверное. И для меня, конечно, это все чистый восторг и счастье. Сотворчество точно не в том, чтобы сказать кому-то «но-но-но»! 

О визуальной стороне текста

Что ты можешь сказать про оформление спектакля, про пространство? Когда ты писала этот текст, ты его мыслила камерным или на большой сцене? Как спектакль взаимодействует с твоими ожиданиями?

Я вообще ни разу не примеряла ни один из текстов своих заранее для какого-то пространства. Если логически рассуждать, понятно, что он для какой-то камерной истории. И мне это было всегда очевидно. Но, с другой стороны, я не думала прицельно написать текст для какой-то сцены.  Но в Боярских палатах  этому тексту максимально уютно, мне кажется. И работа Ксении (художник спектакля — прим.ред.) мне очень близка. Помню, когда Женя написала «мы решили делать ковер из волос», я этот «ковер из волос» всем друзьям разослала,  мне хотелось плакать от того, насколько это красиво и насколько это точно. На предпоказе у меня мурашки по телу были, когда актриса поднимала рукав, и там эти волосы застревали в пальцах. Это такое физиологическое ощущение… оно тактильно неприятное и приятное одновременно. Гениальность Ксюши в том, что вот эту физиологичность она смогла передать в своем оформлении спектакля. Для меня это чистый восторг. Счастливая судьба у этого текста. 

О номинации

Что ты испытала, когда узнала, что тебя номинировали на Золотую Маску? 

Мне казалось всегда, что эта тема слишком острая для того, чтобы она получила какую-то премию подобного рода. И поэтому я даже предположить не могла. Мне пришло уведомление, написала Беркович в фейсбуке. Я стала смотреть список номинантов, увидела три номинации у «Финиста» и при первом прочтении не заметила номинацию драматурга. Только потом заметила, что там ещё и я. Причем в такой чудесной компании. Это счастье, конечно. Я его ещё долго буду чувствовать.