О работе с Юрием Бутусовым
Расскажите ваши личные впечатления от работы с Юрией Николаевичем, вы же с ним впервые работали?
Работа с Бутусовым – это настоящая любовь какая-то, настоящее театральное счастье. Одним словом могу сказать, что это большая работа.
Я не могу сказать, что мне было сложно. То есть понятно, что было сложно, учитывая роль и прогоны, вот все это. У Юрия Николаевича невозможно отдыхать на репетиции. Это, наверное, единственная … не сложность, а кайф. Я действительно понял, что такое «репетиция – любовь моя». Эту фразу я не понимал, наверное, лет 10. И я понял, что я действительно хочу работать, хочу придумывать на репетиции, я хочу создавать. Были периоды, когда не получалось. Но это скорее внутренние муки, которые Юрий Николаевич помогал мне разруливать как актёру, как человеку. Сразу сложились теплые отношения, может быть потому, что все так были настроены, все хотели работать с Бутусовым. Когда говорят — театр-дом, я это почувствовал прямо.
А он с вами продолжает плотно работать и после выпуска ? Ездит с вами на гастроли?
Да. Мы были в Воронеже и в Петербурге. Он ездит, заходит, правит какие-то вещи.
Про роль и взаимоотношения с партнером на сцене
Интересная ситуация с распределением роли сына и отца между вами и Евгением Редько, как это было? Всё же Евгений Николаевич вас старше, сам годится вам в отцы практически, а здесь всё наоборот?
С Евгением Николаевичем мы начинали наши актёрские отношения еще со спектакля «Лоренцаччо», где я играл художника Тибальдео, а Редько играл самого Лоренцаччо. А здесь, конечно, все по-другому. Сейчас я понимаю, что этот спектакль по-другому невозможен. Ну просто это Бутусов. Он все это придумал заранее, а ты это после только понимаешь. Знаете, очень было интересно. Мы наверное, недели полторы-две репетировали вдвоем в репзале, который потом покрасили в черный цвет. Собственно говоря, макет был сделан по той комнате. Когда я принес этюд с тазом, который в итоге вошел в спектакль, Бутусов всё говорил, что надо как можно дольше продержаться с этим пространством. И он сказал, что мы делаем этот материал вот таким вот ходом, приемом. Что это не должна быть очередная бытовая пьеса. Не возникало вопросов «что, почему?». Когда актёр открыт, режиссёр открыт, вот это всё и создается.
Про отцовство на сцене и в жизни
Вы сам папа, у вас есть дочки. Важно ли было для роли иметь этот опыт отцовства?
Интересно, что когда с нами Бутусов общался, он у всех спрашивал про детей. Конечно, то что у меня есть дети – это плюс для спектакля. Появляется ответственность. Я сегодня забирал ребенка из школы и такой сентиментальный момент схватил. Вот она надевает одежду, рюкзак, смотрит на меня, машет. Она ждала, что я ее заберу из школы. И вот эта степень любви, она какая-то другая к детям. Конечно, это помогает. И не так важно, сын у меня или дочь. Когда идентифицируешь проблему, это же просто катастрофа — то, что у них так сложилось. Эта пьеса глубокая, несмотря на то, что многим она кажется простой. Я надеюсь, что в спектакле это отразилось. Кто-то говорит, что это про отца, кто-то — что больше про сына, кто-то — что отец его не любит, кто-то — что очень любит. Это круто, когда спектакль вызывает такие эмоции, послевкусие, что ты выходишь не пустой. Это как хорошая книга, ты же не можешь её просто пролистать и забыть? Мне кажется, что театр для этого. Чтобы менять что-то в людях.