До «Зазеркалья» я пел небольшие партии в Оперной студии при консерватории и участвовал в различных концертах. Когда меня взяли в этот театр на главные партии, мне пришлось иметь дело с совершенно другими объемами музыкального материала, и поначалу это было самое сложное. Оперный спектакль – это работа на выносливость. Одно дело спеть пару арий и песен в концерте, другое – целый спектакль, который длится три часа.

С нашим главным режиссером Александром Васильевичем Петровым сразу установился хороший контакт, я отлично понимал, что он хочет от меня, и он мне давал всё новые и новые задачи. Хотя в актерском плане я поначалу был немного скован, флегматичен, и ему не хватало отдачи от меня энергии, он меня постоянно раскачивал, вытаскивал из меня эмоции.

Назовите ваши любимые роли.

Очень люблю партию Рудольфа из «Богемы», Водемона из «Иоланты». И Ленский мне тоже нравится, особенно в постановке Александра Васильевича. Каждый раз я проживаю, этот спектакль иначе, и каждый раз он во мне рождает новые идеи, желание привносить что-то свое и открывать для себя какие-то неожиданные вещи.

Особенно радует то, что в нашем театре невероятно отзывчивые артисты. Они моментально считывают каждую твою реакцию. Если ты предлагаешь свою интерпретацию, всегда получаешь на нее живой отклик. Такое есть далеко не в каждом театре.

Вам какую музыку проще петь?

Итальянскую. Итальянская музыка, на мой взгляд, более удобная, чем русская.

А что для вас важно в исполнении музыки Чайковского?

Хорошее, красивое легато и правильно донесённый смысл и интонации в его музыке.

Как вы работали над Ленским?

Перечитывал «Евгения Онегина», смотрел экранизации, читал много о Пушкине, о его дуэлях. Лично у меня сложилось впечатление, что «Онегин» – это автобиографический роман. Возможно, в нём Пушкин невольно предвосхитили собственную смерть.

Ваш Ленский – какой он?

Для меня Ленский – это человек, который безгранично любит жизнь, любит свою родину, любит поэзию. Он упивается совей любовью, порой абсолютно бездумно. А ещё, он предельно честен и ужасно раним.

Сложно ли было из-за этого работать над ролью?

С точки зрения психофизики и проживания роли – нет, тем более, у меня уже есть опыт перевоплощения в персонажей, которые мне не очень близки по характеру. Для меня более актуальны технические и вокальные сложности. Ведь голос – это один из самых сложных музыкальных инструментов и нужно своим голосом исполнять много разной музыки от Пуччини и Вагнера до Доницетти и Моцарта, что порой бывает непросто. Для меня это сродни спорту. Если ты – к примеру, марафонец и привык к бегу на дальние дистанции, то тебе будет сложно приспособиться к спринтерским дистанциям. И наоборот. Но, в идеале, твой аппарат должен одинаково хорошо приспосабливаться к любым ситуациям.

Этим летом вы пели на конкурсе в Кардиффе. Вы довольны результатами?

Честно говоря, нет. Хотелось большего.

Правда, что на этом конкурсе больше любят начинающих исполнителей?

В Кардиффе немного другая ситуация. Если на обычном конкурсе можно понять, как распределятся места, учитывая только вокальное мастерство участников, то здесь такая логика не работает. Кардиффский конкурс – это ещё и телевизионное шоу, которое транслируется по всему миру. Поэтому туда выбирают певцов определённого типажа. В течение года эксперты конкурса отправляются в разные страны и прослушивают вокалистов. Их задача – подобрать таких участников, которых потом можно выгодно сталкивать друг с другом. Плюс они смотрят на внешние данные, на то, как ты разговариваешь на английском, насколько ты интересен и харизматичен.

В вашей жизни что-нибудь изменилось после Кардиффа?

Потихонечку что-то происходит, но кардинальных перемен пока нет.

А ангажементы уже есть?

В этом году у меня должны быть гастроли в Англии. Но сейчас очень сложно что-то планировать. Поэтому буду надеяться, что все состоится.

Есть ли еще желание участвовать в конкурсах?

Пока – да.

В каких, например?

Я бы поучаствовал в «Опералии» Пласидо Доминго или на Конкурсе имени королевы Сони. Что-то в этом духе.