Спектакль «О рыбаке и рыбке» создавался лабораторным методом. Как это было?
Так мы работали впервые. Обычно режиссёры приезжают к нам на короткий постановочный период — например, двадцать репетиционных точек. Зачастую они не видит и не знают артистов до начала репетиций, а распределение делает завтруппой. То есть как таковых кастингов обычно нет. А Яна Марковна провела с артистами трёх- или четырёхдневную лабораторию: посмотрела на труппу, познакомилась со всеми. Мы много общались, она давала нам задания — и выбрала тех, кто будет участвовать в спектакле. Затем лаборатория продолжилась с отобранными артистами.
У вашей героини постоянно меняется эмоциональный фон: вот она любящая и открытая, а мгновение спустя ею завладевает корысть; то она игривая, изображающая дворянку, секунда — и она начинает повелевать, полностью растворившись в образе. Как выстраивалась работа над ролью Старухи?
Яна Марковна необычный, очень тонко чувствующий режиссёр — она нас настраивала, напитывала энергией и настолько точно проговаривала нюансы, что ты не мог сделать иначе. Она точно знает, что ей нужно для истории, и подводит к тому, чтобы всё работало на её идею. Она может разглядеть людях то, чего ты сам про себя не знал. Например, ещё до утверждения ролей мы рассуждали о спектакле, говорили, что Старуха азартная: ею овладело искушение, и она из-за своего азарта уже не может остановиться, попробовала — и всё. И я вспоминала истории из своей жизни в её оправдание. Наверное, Яна Марковна заметила, что во мне есть этот азарт: я могу каким-то делом увлечься, и мне бывает сложно остановиться.
В какой-то момент ваше существование в роли мне напомнило персонажа Вилланель из сериала «Убивая Еву». Вы не смотрели?
Нет, не видела.
А были ли герои или образы, ставшие для вас ориентирами в работе над ролью?
Конкретных не было, но Яна Марковна часто говорила — особенно Олегу, играющему Старика — что у него должно быть существование, как у героев Шукшина. Не у конкретного персонажа, а в целом их мироощущение. Насчет моей героини помню ещё один момент, где у неё внутренний порыв, как у Катерины из «Грозы». Когда Старуха выходит и говорит: «Я не хочу крестьянкой, а хочу, хочу…» — и там можно любую свою мечту подставить: Катерину хочу сыграть, хочу быть, как Доронина, как Чурикова…
Давайте поговорим про пространство. В спектакле маленький домик стоит на фоне бескрайнего водного простора, и это смутно напоминает Петрозаводск, расположившийся на берегу озера. Вы ведь родом не из этого города? Что вас впечатлило, когда вы переехали?
Я родилась в Сибири, у нас там широта и просторы полей. Ещё, конечно, тайга. Но, когда едешь по трассе, кругом одни поля. А Карелия — это край лесов и озёр. Удивительно красивый край. Когда я в первый раз в карельский лес пришла, повторяла: «Здесь как в сказке — всё такое маленькое!» В Сибири если трава, то тебя не видно из-за травы, а здесь в лесу кустики, мох, грибы и ягоды. И рыбалка, кстати! Я никогда не была рыбаком, а в Карелии рыбалку полюбила.
Вы сами ловите рыбу?
Да. Не сказать, то я рыбак, но мне везло. Я однажды ловила на голый крючок. Не люблю насаживать червяков, поэтому кидала удочку без наживки — прекрасно ловится, целое ведро набралось. Петрозаводск вообще рыболовный город. Там есть рыба, корюшка, она меня поразила — когда её готовишь, пахнет огурцами свежими! И вкусно очень!
Возвращаясь к спектаклю: вы играете эту историю как универсальную притчу, но первостепенный адресат — это дети или взрослые?
Мне кажется, это не важно. Здесь важна история. Когда мы играем спектакли для детей, там часто есть адресность, а здесь даже в афише приписка — «для взрослых, очень взрослых и детей».
У детских спектаклей всегда есть нижняя граница, а бывает ли верхняя?
Нет. У нас много детских спектаклей, которые с удовольствием смотрят взрослые. Одна моя знакомая даже берёт ребёнка «в аренду» — например, соседского мальчика — и с ним приходит в театр. Ей интересно посмотреть спектакль, но она стесняется прийти просто, без ребёнка, а с ним она «под прикрытием».