Как получилось, что по вашей пьесе поставили кукольный спектакль? Расскажите о том, как он появился.
Текст я написала, когда учила русский жестовый язык. Никаких договорённостей с театрами, режиссёрами, даже с самой собой у меня не было. Просто любые знания, которые я получаю, я могу закрепить, только если потом пишу тексты. Когда моя пьеса была закончена, она выиграла большое количество конкурсов. Режиссёр спектакля «Я – КУЛАК. Я – А-Н-Н-А» Юлия Каландаришвили была одним из членов жюри «Маленькой ремарки» (конкурс драматургии – прим. ред.), и прочитала мою пьесу. Но к этому моменту мой текст уже поставил уфимский театр. Я очень благодарна первому режиссёру, который поставил материал, потому что, когда я написала пьесу, она многим нравилась, но говорили, что это очень специфично. И когда Ольга Мусина приняла решение поставить спектакль, это был какой-то сигнал. Потом была постановка Веры Поповой в Ханты-Мансийске. Очень много было читок в разных городах: от Тулы, до Владивостока. То есть Юлина версия не была первой. Но это был первый кукольный спектакль, что важно. Мне кажется, кукольный театр требует текста, в котором есть богатое художественное решение. Жестовый язык – это очень красиво. Поэтому мне понятно, почему «Я -кулак. Я — А-Н-Н-А» поставлена в кукольном театре.
А как так получилось, что вы решили изучать русский жестовый язык?
Мне всё красивое нравится. Более того, я абсолютно не обучаема другим языкам. И я нашла язык, который способна осваивать. К тому же, в тот период у меня была очень большая усталость. Я преподаю литературу, пишу пьесы, была приглашённым редактором детского издательства. Получалось, что моя жизнь – это много-много букв. И мне хотелось от этого отвлечься. Жестовый язык – это тот способ коммуникации между людьми, когда ты должен быть полностью сосредоточен на собеседнике. Это важный для меня опыт. Я ходила обучаться у носителей языка, где нельзя было говорить. И те несколько часов тишины в неделю – это лучшее, что я себе подарила. После — обостренная сенсетивность. Снежинка падает на рукав, и ты ощущаешь её, как она тает. Но, к сожалению, у меня навык теряется. Юля иногда мне предлагает поговорить на языке жестов. Я на пятой минуте перестаю понимать, она меня жалеет и останавливает.
То есть Юлия Каландаришвили тоже хорошо знает русский жестовый язык?
Юля – дочь глухих родителей, то есть это её второй язык с рождения, она носитель. Помимо того, что она человек с львиной гривой и храбрым сердцем.
Номинация «работа драматурга» появилась относительно недавно. Что вы почувствовали, когда узнали, что номинированы на премию?
Я замедлилась. Я просто дочитывала книгу Кавабаты (Ясунари Кавабата – японский писатель – прим. ред.), которую начала месяц назад, гладила свою кошку Карму, смотрела на падающий снег и ела конфеты «Рот Фронт». Это был прекрасный день. Внутри возникла какая-то тишина, и я прожила её молча.
Как вы думаете, ваш текст был каким-то смелым решением, вызовом или вы даже не осознавали, что это что-то исключительное?
Я не понимаю, чем моя героиня Аня отличается, например, от моих племянников или от моих учеников в Книжном гиде. Наши физические параметры: глухота или что-либо ещё – это то же самое, что цвет глаз. У вас один цвет, у меня другой. Это индивидуальные настройки, но я не вижу здесь никакого глобального различия. Если бы этот текст был только о глухоте, он бы не был столько раз поставлен. Глухие и слышащие люди переживают по-разному, но одинаково глубоко. Мне важно было написать текст, где глухой человек не второстепенный персонаж, не фоновый, а главный герой. В драматургии до сих пор глухой человек никогда не был главным. Здесь нет смелости или вызова. Просто все люди одинаково стоят нашего внимания.