Что должно быть всегда под рукой у художника?
Мне абсолютно всё равно. У меня в сумке с собой всегда набор карандашей и ручек, мне неважно, чем рисовать и на чём тоже. Хотя всегда есть блокнот, потому что есть ведение технических записей. А всё, что приходит в голову, я могу на салфетке, на бумажке рисовать.
Художник обязательно должен найти своего режиссёра, создать тандем? Или для него это не так важно, главное – создавать свой мир, даже если режиссёр, который приглашает в работу, не вызывает большого интереса?
Я знаю, что есть художники, которые работают с разными режиссёрами, и я вижу в этом положительную сторону, потому что у них есть разные взгляды, разные истории, эстетики. Я считаю, что мне крайне повезло, что я встретилась с Костей, потому что многие вещи, связанные с эстетикой, с пониманием пространства, мы видим в одном направлении. У меня нет амбиций ни режиссёрских, ни каких бы то ни было других, я себя не мню ни Питером Гринуэйем , ни кем-то другим. Я стараюсь быть глазами режиссёра. Я стараюсь услышать, чего он хочет, о чём он говорит, не в смысле услышать его предложение, а придумать именно то, что он хочет увидеть. Мы начинаем с референсов и с поиска концепции. От чего бы мы оттолкнулись, что бы нас навело на правильное создание дальнейшего мира, потому что именно мир должен быть создан. Сейчас есть тенденция театральных художников, они пытаются делать спектакль без режиссёра практически. Это момент самовыражения художника, который или не нашел своего режиссёра, или у него больше амбиций, чем просто театрального художника, который является визуализатором всех идей, которые рождаются и у режиссёра, и совместно у режиссера и художника. Еще раз подчеркиваю – совместно. Скорее, это инсталяционное искусство. И, наверное, я лучше пойду на выставку современного искусства. Но кому-то это нравится, и кто-то самовыражается таким образом. Я скорее буду самовыражаться в рисовании чего-то другого, не связанного с театром, просто потому что мне это ближе.
Художник – не просто отражатель, художник не рефлектор, который отражает свет великого светилы, хотя и так бывает. Если мне режиссёр будет говорить, что он конкретно хочет видеть, мне просто не будет интересно. Я откажусь. Если возможен диалог и в диалоге что-то рождается, то это целый путь, и это безумно интересно. Ради этого я соглашаюсь на любые проекты, которые предлагает Костя, даже если сама литература меня не поражает. Мне интересно само решение этой истории.
Какая особенность, изюминка в Константине Юрьевиче Богомолове-режиссёре? Или что вас заинтересовывает в нём как в художнике современного театра ?
Вся прелесть именно в том, что у Константина происходит рождение живой структуры спектакля. Помимо этого, у него совершенно невероятное чутье текста, чутье ритма, и совершенно фантастическое понимание интонаций. Я считаю, равных ему нет. Это приятно видеть, наблюдать и участвовать в этом.
Он не придумывает спектакль до начала репетиций, а потом просто разводит на сцене. Возможно, он у него есть в голове. Какие-то сцены сначала пробует решить одним образом, потом они меняются, возможно, радикально. Не потому что они не понравились, а потому что в теле спектакля это приобретает какое-то другое значение, другой смысл. Очень живой процесс, который для меня дико важен. И уж точно не разводка спектакля внутри макета.
Французский критик Ролан Барт говорит, что костюм артиста несёт знак. Как определить доброкачественность знака? Как мы понимаем, что костюм здоров? Он утверждает, что ему надо оставаться незамеченным и в то же время существовать: не могут же актеры ходить голыми! Согласны ли вы с высказываниями критика?
Для меня это довольно абстрактное высказывание, если проанализировать и попытаться понять, о чем это высказывание сейчас. Я не занимаюсь костюмами театральными, чтобы было видно, что это театральный костюм. Я занимаюсь одеждой не актёров, а персонажей. Поэтому, наверное, с этой точки зрения он невидим. Это совсем не знак. Это просто одежда, которая соответствует этому персонажу в этот момент времени. Любые утрированные вещи вылезают в спектакле костылями, если только это не специальный ход. Спектакль хорош тогда, когда ты не просто рассматриваешь отдельные элементы: какой красивый костюм, луч света, туфелька сногсшибательная. Должно быть все вместе, ничего не должно вылезать. Ты видишь этот мир и включаешься в него, хотя он не реальный. По большому счету, самое важное, что в драматическом спектакле происходит – это взаимодействие смысла, слова, которые ты слышишь с визуализацией. Нужно никогда не забывать, что слова меняют значение в зависимости от того, в каком пространстве они сказаны. Это тоже часть сценографии. Мизансценирование – часть сценографии. Я не модельер и не занимаюсь созданием коллекций. Если в этом есть необходимость, мы приглашаем дизайнера. В польском языке есть разница между театральным костюмом и одеждой. Вот мы не пользуемся театральным костюмом, мы пользуемся одеждой. Именно реальная одежда, которая найдена, куплена и адаптирована, дает ощущение правдоподобности, что нам и было нужно. Это всегда вопрос истории и совместной работы с режиссером. Мы не придумываем костюмы заранее. Мы довольно давно пришли к этому решению, потому что должны сложится персонажи в спектакле, должны сложится более ясные их интонации, характеры. Характеры тех сцен, которые будут в спектакле. Если я заранее предположу, что у меня героиня в такой то момент наденет красное платье, его даже сошьют или купят, а потом сцена будет решена категорически по другому – это красное платье не понадобится. Поэтому сначала начинаются репетиции, потихоньку начинают складываться сцены, я присутствую на репетициях. Мы смотрим решаем, какая должна быть одежда в этой сцене, которая не нарушает физику актера, продолжение ли это его физики или подчеркивание каких либо черт итд. Безусловно, не просто одежда для актера, которая ему идет, а одежда для персонажа именно в этой сцене, именно в этой интонации.
Есть актёры, с которыми комфортнее? Попадались ли вам капризные артисты?
Все люди разные и характеры у всех разные. Это нормально. Мне нужно, чтобы костюм не просто нравился актёру, а чтобы он стал его. Мы это обсуждаем и решаем вместе с режиссером. Ведь именно актёры являются важнейшим инструментом в спектакле. Они не простые трансляторы, не простые проводники. Они являются главной составляющей того мира, который ты придумал. Они сами становятся этим миром. Если бы они просто транслировали, это было бы очень легко.
Вы преподаете в школе-студии МХАТ с 2002 года, сильно ли изменились студенты за 18 лет? Приходится ли к каждому поколению искать новый язык?
У меня никогда не было зажатых и убогих ребят. Сейчас появилось больше возможностей реализации не в смысле своего таланта, а в смысле попробовать, пока они учатся, что-то поделать. Это опыт, который дает почву для нарастания таланта. Очень сложно после, назовем так, школьной скамьи, выйти и начать что-то вдруг делать. А когда ты параллельно с процессом обучения работаешь, ты потихоньку вливаешься, пробуешь разное. Единственный мой критерий, который применим к студентам, – это степень их любопытства. Если они не любопытные, мне эти люди не интересны. Не важно сколько тебе лет, ты это не читал – прочти, не смотрел – посмотри. Есть гугл. Интернет – уникальная вещь, можно быстро ознакомиться с понятием, с проблемой, с решением, словом, элементом. Любопытство очень способствует развитию и наращиванию опыта. Плохой опыт тоже может быть хорошим. Даже если что-то не получилось, это не плохо — ты будешь знать, как решить эту проблему потом.
Но бывает же, что ты проиграл?
Что значит проиграл? Он не проиграл жизнь. Я понимаю, что все творческие люди ранимые. Что рефлекторно страдать и в этой рефлексии находиться годами для кого-то норма. Всегда бывает что-то, что ты ещё никогда не делал. Есть счастливая возможность это попробовать. Как это можно применить в следующий раз, чтобы получилось так, как тебе нужно. Или это вообще не стоит применять. Мало того, совершенно не страшно спросить. Ничего нет зазорного в этом.
Есть примерный процент, сколько человек из курса студентов становится успешными большими художниками?
Каждый год в школе-студии МХАТ бывают разные курсы. Бывают курсы, где нет сценографов, есть только технологи или художники по свету. Что с ними будет дальше, зависит исключительно от них, и я бы не мерила так – этот год особо грибной, а этот ягодный. Талантливых художников очень много, соединиться с талантливыми режиссёрами, которых, наверное, всё-таки меньше, да ещё, чтобы случилось то самое волшебство, чудо, вот это сложно. Я довольно часто встречаю в театрах, театральных компаниях, мастерских своих учеников – технологов, художников по свету, завпостов, сценографов. Это очень приятно. Одно это уже невероятный плюс того, что я каждую неделю хожу в школу-студию МХАТ, иногда довольно рано.