О текстах Фернандо Пессоа как образе мышления
Когда и при каких обстоятельствах вы впервые встретились с «Книгой непокоя» Фернандо Пессоа?
Довольно давно. Наверное, лет пять назад, а может и больше. Подруга рассказала мне о существовании некой «Книги непокоя», о которой она узнала от своего колумбийского друга как о сборнике таких хаотических размышлений. Книга лежала у меня на столе, и я почитывал её иногда. Она была как постоянный собеседник, к которому время от времени обращаешься.
Вас заинтересовало восприятие мира автором? Почему хотелось открывать книгу снова и снова?
Не знаю. Любой текст так или иначе осуществляет контакт с окружающей реальностью — ты используешь его как инструмент. И этот инструмент звучал определенным образом, хотелось через него смотреть на действительность. Такой очень притягательный образ мышления. Нравится ли мне этот автор? Да, он мне нравится, но иногда он меня раздражает, иногда я его забываю, иногда хочу к нему вернуться. Иногда он наводит меня на мои же собственные мысли, которые приходили ко мне в голову, но в какой-то другой форме.
И тогда же пришло понимание, что вы хотите поставить этот текст с актёрами Архангельского молодёжного театра?
Мне кажется, что в мире всё сложно и витиевато устроено. Есть такое понятие «ризома» –грибница, которая в разных направлениях прорастает. Отвечая на такие вопросы, мы всегда выбираем какую-то одну ветвь. Но мы не мыслим линейно, все происходит одновременно – и побуждение, и предложение, и знание. Я знаком с Архангельским молодежным театром несколько лет, и когда мы решали сделать вместе что-то ещё, я вдруг вспомнил про «Книгу непокоя». Кажется, у меня не было никакого специального побуждения.
О погружении в текст «Книги непокоя»
Как проходили первые репетиции с артистами, когда вы только начинали читать с ними тексты Фернандо Пессоа?
Процесс коммуникации состоит из движения к обстоятельствам, друг к другу, к тексту, если он стоит между вами. Мне нравится приходить не с готовой коробочкой и вынимать оттуда какие-то специальные инструменты, которые у меня были заточены уже много лет назад. Наоборот, мне нравится выбрать какую-то задачу, которую раньше не решал. Мне кажется, что это и есть то, что мы называем актом сотворчества или соавторства. Если сравнивать этот процесс с решением теоремы или выдвижением гипотезы, ты всегда идешь в каком-то направлении, чаще всего интуитивно. И кажется, что азарт и какая-то эйфория возникает именно от столкновения с тем, чего ты не знаешь, и от мест, куда ты еще не ходил. Когда идешь через какой-то незнакомый лес, ты думаешь: «что-то я устал» или «мне холодно», «мне кажется, что здесь опасно», «вдруг я потеряюсь». Но потом сталкиваешься с красотой незнакомого места и кажется, что это и есть сочетание искусства и жизни, «перепридумывание» мира. Мы все время думаем, что мир вокруг нас устойчивый, он уже давно придуман, а на самом деле нет. Он был когда-то кем-то сочинен, но мы его пересочиняем.
В процессе репетиций каждый актёр мог предложить фрагменты текста, которые ему ближе. Каким образом они затем выстраивались в единую картину?
Ребята читали вместе со мной «Книгу непокоя» и то, что им нравилось, мы оставляли. То, что говорило про них или про их восприятие мира. То, что с ними согласовывалось, рифмовалось, являлось для них важным, оставалось в спектакле. Какие-то тексты мне хотелось оставить, и я спрашивал их мнение. Их реакция мне была важна. В спектакле осталось только то, что является важным для артистов – каждый текст нашел своего актёра, начал «отзеркаливаться» кем-то из них.
При этом на каждом спектакле тексты, которые произносят актёры, могут меняться…
Да, но у нас есть некие «якоря», которые нужны, чтобы всё это не развалилось. Их около десяти. Можно сказать, что создана такая ситуация, в которой «Книга непокоя» протекает через спектакль, каждый раз цепляясь за эти якоря.
Об актёрском существовании и реакции зрителей
Артисты в спектакле не играют какие-то роли. Скорее, созданы образы, которые отражают их индивидуальность. Можно сказать, что это перформативное существование?
Наверное, можно так сказать. А можно вообще избавиться от названий и сказать, что они существуют в процессе соединения жизни и искусства. У нас встречаются тексты Фернандо Пессоа и рефлексии по этому поводу многих людей: композитора Дмитрия Саратского, художника Сергея Кретенчука, артистов театра, меня. И все вместе сложилось в такой узор, который возникает и сталкивается с очень разными реакциями зрителя, каждый раз объединяя в этой ситуации наши страхи, наши мечты и то, как мы чувствовали себя тогда и чувствуем себя сейчас. Я против универсализации и разделения театра на драматический, постдраматический, игровой. Мне думается, что из разных встреч и из разного времени, разных побуждений рождаются разные типы театра.
Вы упомянули о реакции зрителей, которая может быть очень разной. Насколько зависит от этого течение спектакля?
Мне бы хотелось, чтобы спектакль не зависел от реакции зрителей, но частенько зависит. В зале создается определенное давление, которое может изменять русло течения спектакля и особенно воздействовать на временные компоненты спектакля. Мы сталкиваемся с тем, что кто-то из зрителей может согласиться, сознательно или подсознательно, с тем, что происходящее внутри спектакля начинает происходить и с ним. Это вводит человека, являющегося наблюдателем, в определенный режим, в котором он не смотрит спектакль про кого-то, а смотрит спектакль про себя. В какой-то момент он вспоминает свое детство, у него возникают параллельные мысли. Он «проваливается» то в этот текст, то в визуальный ряд. Он тоже становится частью этого потока. А может случиться так, что человек будет сопротивляться этому, потому что у него есть определенный набор ожиданий, каким должен быть спектакль. Поэтому есть люди, которые мучаются два часа и думают, когда же это всё закончится. А есть люди, которые доверяют этому потоку, и с ними что-то происходит.
Телеграм-канал как продолжение спектакля
Вместо традиционной программки был создан телеграм-канал «Книга непокоя», который ведут артисты, занятые в спектакле. Идея такого телеграм-канала возникла как дополнение к спектаклю?
Мы с Сережей Кретенчуком придумали такую опцию. Мне кажется важным, чтобы у человека была возможность к этим текстам вернуться, и нравится, что «Книга непокоя» таким образом тоже течет сама по себе.
Получается, что когда зрители и актёры выходят из зала, спектакль в каком-то смысле не заканчивается?
Спектакль вообще идет каждый день. Каждый день ребята выкладывают какой-нибудь из важных для них фрагментов. Мне очень нравится, что и у спектакля, и у самой «Книги непокоя» есть продолжение, которое существует в таком «нигде». В море разной информации в интернете наш канал «потерялся» своей струечкой. «Книга непокоя» там такая одинокая, всего 130 человек, и существует в каком-то социопатическом режиме: кто-то приходит, кто-то выходит, кто-то читает, кто-то бросает…
Об искусстве как «прекрасном бесполезном»
В спектакле актёр Степан Полежаев фиксирует с помощью камеры отдельные фрагменты реальности, приближает для нас какие-то детали, на чем-то акцентируя внимание. Можно сказать, что за счет этого внимание зрителя направляется, предлагая остановить на чем-то взгляд?
Мы не делаем спектакль для того, чтобы завладеть вниманием зрителя. Вообще, искусство в этом смысле «прекрасное бесполезное». Ну, кому какой прок от нашего спектакля? Он же совершенно бесполезный! Мне кажется, что нам надо смириться с тем, что этими прекрасными текстами или прекрасными картинками ничего не поменяем. Мы просто провели время вместе, посмотрели на красивое и разошлись.
На какое-то время, может быть, что-то и поменяем…
Посмотрите, как мир нам сегодня об этом говорит. Лично я 15 лет ставил антимилитаристские спектакли, всегда во всех текстах говорил о ценности человеческой жизни, о ее неприкосновенности и о том, что жизнь – это единственное, что у нас есть, о ее красоте и хрупкости. Изменил ли я что-то? Нет. Остается признать то, что искусство ничего не может поменять, ничему не может научить и ничего не может изменить.
Если только в определенный момент помочь конкретному человеку.
Я в последнее время не могу смотреть кино и читать книги, как будто атрофировалась способность воспринимать искусство. Может быть, кто-то придет на «Книгу непокоя» и ему станет не так невыносимо жить? Если так, то я рад. Но это человек сам себе помог, а не мы. Для чего искусство? Это такая многофункциональная штука – и для опыта, и для успокоения, и для познания, и для создания альтернативной реальности. Мне кажется, всё это больше похоже на калейдоскоп. Помните, как в детстве? Потрясешь его – и стеклышки сложились в какой-то узор. Думаешь: «Какой красивый узор! Ну-ка, еще потрясу, посмотрю, что там еще может быть такое». Это как будто бы радует.
Почему «Книга непокоя» Фернандо Пессоа должна быть поставлена сегодня?
Для меня это вопрос вроде – почему дождь пошёл, почему ветер дует, почему птицы летят. Этот текст и спектакль не отвечают никаким запросам актуальности. Мне очень нравится, что это совершенно не актуально. Это способ попасть из эпистемологического слоя в онтологический – туда, где нет колебаний конъюнктуры, моды, повестки, современности. Представьте, течет река, вы к ней подошли и подумали: «какая бесполезная река», «какая красивая река», «как меня раздражает эта река». Или: «Эта река не соответствует моим представлениям о реке». Но река все равно течет и огибает те камни, которые ей положено огибать. Мне бы хотелось, чтобы спектакль был неким органическим продолжением природы. Природы наших взаимоотношений, языка, нашего чувствования. Есть наблюдатели, и кто-то из них в этой реке может утонуть, а кому-то, наоборот, нравится это течение. Кому-то оно подходит своим темпом, своей температурой, а кого-то может раздражать. Кому-то оно может испортить вечер, а кто-то совершит путешествие в русле этой реки. Я буду этому рад, но также прошу никого не расстраиваться от того, что наше знакомство закончилось неудачей – это тоже часть жизни.