Расскажите, как проходила работа над «Кротом».
Илья Лисицын: Работа шла сложно, сначала мы брали отдельные фрагменты книги, даже слова, и придумывали этюды. Начинался процесс с абсолютной неизвестности – не было понятно, сколько будет реквизита, какие будут куклы и сколько. Но постепенно все собралось в единую картинку.
Арсений Блинов: Надо сказать, что сначала в спектакле должны были быть два мужских персонажа и один женский, но все-таки девочек шахтеров не бывает пока, поэтому в итоге появился персонаж Лисицына. Он освежил нашу работу, и с его приходом мы начали двигаться совершенно в другом темпе.
Возникали ли у вас сложности в процессе создания спектакля?
Арсений Блинов: Сказка сама по себе построена на картинках. В ней мало слов, она в первую очередь воспринимается визуально. Мы отталкивались от этих впечатлений, шли через это, хотя было, конечно, непонятно, как всё это показать. Ведь большую часть времени колорит истории темный, черно-белый. Сложность как раз была том, чтобы это воплотить на сцене.
Как вам кажется, можно ли, существуя в жестких рамках режима «рой-копай», не превратиться в ту самую грустную лошадь? И как это сделать?
Михаил Абрамов: Надо всегда иметь свою точку зрения. Можно слушать других, но не обязательно прислушиваться к тому, что они говорят и советуют. Все равно ты наступишь на собственные грабли, но лучше наступить на них, чем послушать кого-то и пройти мимо.
Илья Лисицын: Мы, конечно, подразумеваем, что это человеческая история, а не абстрактный мир кротов. Мы говорим про наш социум, который устроен так, что если все идут влево, мы тоже идем влево, или вправо, и нельзя ни в коем случае отставать или убегать вперед. Здорово, что в ней появляется тот, у кого есть мечта, есть стремление к солнцу, к свету. Мы должны помнить, что каждый из нас индивидуален, и не надо стремиться быть как все.
В вашем спектакле у крота появляется новая мечта — увидеть море. Почему важен именно такой финал?
И.Л.: В книге этого нет, но мы боялись, что зрители воспримут финал либо как то, что он ослеп, либо как то, что он умер. Поэтому мы решили поставить вместо точки такую своеобразную запятую в этой истории.
Насколько комфортно вы себя чувствуете на сцене в постоянно меняющихся декорациях?
А.Б.: Как раз от того, что пространство постоянно меняется и трансформируется, есть определенная продолжительность истории. Она как будто тянется. У меня, например, как у актёра нет ощущения, что я отыграл свой фрагмент и ушел, нет, эта история не прерывается.
М.А.: Это же цельная история – такой анекдот, который рассказывает один из шахтёров, пока они ждут, чтобы их вытащили. Кайф в том и заключается, что на сцене стоит всего навсего один лифт и три строительных козла. То есть практически ничего нет, но из этих минималистичных и простых конструкций рождаются целые миры. Это, конечно, фантастическая работа нашего художника Марии Клочьевой.
А вы о чём-то мечтаете сейчас?
И.Л.: Мечтаем, чтобы было больше таких спектаклей, чтобы в них было о чём подумать, поразмыслить, пофилософствовать. По-моему, спектакли должны быть душевные и настоящие. Не хочется просто дурачиться на сцене, наоборот, это должна быть возможно для каждого из нас заглянуть внутрь себя. Это ведь даже не спектакль, а маленькая жизнь, поэтому важно, чтобы со зрителям что-то произошло, чтобы его это задело. Я сам поэтому не люблю избитые темы, например, «Колобка». Я люблю все новое, чтобы каждая работа для меня была своего рода экспериментом.