Елена Андросова

"Русские тупики II", Мариинский театр, Санкт-Петербург

Елена, насколько сложно танцевать под русский минимализм? Приходилось ли раньше танцевать под такую музыку?

Нет, до этого я исполняла лишь классический репертуар. «Русские тупики» — мой первый опыт подобного рода. В нём есть свои особенности, но не стану называть их сложностями.

Расскажите, как проходили репетиции.

Когда создавался хореографический текст, мы репетировали под запись, каждая пара отдельно — Надя с Костей (Надежда Батоева и Константин Зверев, которые танцевали на премьере в марте 2020 — прим.ред.) и мы с Василием [Щербаковым]. Через некоторое время к нам начала приходить Настасья Хрущёва — репетиции стали проходить под живой аккомпанемент, и это была совершенно другая работа, другие эмоции. Настасья — потрясающий композитор, пианистка и человек с мощным энергетическим зарядом, который заполнял весь репетиционный зал.

Как считаете, какие роли вы с Василием исполняете на сцене? Могло ли это быть чем-то символическим, например, олицетворением русской весны и русской зимы? Или же «Русские тупики» — абстрактное искусство?

Абстрактное искусство. В манифесте Настасьи действительно звучат слова «русская весна, русская зима». Однако Максим [Петров] заверял нас, что нет никакого подтекста. Вы сами можете представлять что угодно: пара в возрасте, пара с другой планеты, тут нет конкретики. Зритель сам видит картину в соответствии со своими ощущениями. Возможно, текст, который читают Настасья и Максим перед началом, даёт некую отправную точку, и зритель находит параллели.

Максим поставил условие, что мы не должны выражать никаких эмоций на сцене, пусть каждый и проживал в себе что-то своё. Мы не обсуждали с Васей, какая мы пара, и не пытались всё свести к одному знаменателю, у каждого было своё ощущение. Люди после спектакля тоже выдавали разные версии.

Какие?

Пара старше, пара младше, соседи на лавочке, «пара-воспоминание» и так далее.

Ощущаете ли вы кинематографичность в «Русских тупиках»? Словно вы в некоем короткометражном кино?

Не знаю, как передать чувства, которые испытываешь на сцене. Казалось, что я в каком-то сне. Кино — да, возможно, короткие эпизоды. Из них складывается некая картина, внимание зрителя переходит то на одну пару, то на другую. Это побуждает к соединению фрагментов в единый ряд или параллели.

Влияла музыка?

Безусловно. Музыка Настасьи сама по себе сильная, пронзительная, а в этом спектакле она абсолютно захватывает, даёт направление и эмоциональному состоянию. Музыка, сливаясь с хореографией Максима, становится единым завершённым образом.

Настасья писала, что «Русские тупики» — рефлексия на тему музыки XIX века. Вы это почувствовали в процессе работы над постановкой?

Честно говоря, не задумывалась. Я воспринимала музыку как нечто самобытное, отдельное от Римского-Корсакова и Чайковского. Для меня это была скорее рефлексия жизни. Моей жизни.

Можно ли саму хореографию назвать эмоциональной? Движения у вас довольно резкие.

Да, конечно. Синкопы, неожиданные всплески — в этом, как мне кажется выражается эмоция.

Хореография Максима сложная по технике?

Да, его хореография сложная и по технике, и по силе. Моя же партия сложна скорее в координационном плане. Я уже работала с Максимом, но как репетитор, и сожалела, что не могу участвовать в его спектаклях. И вот мне выпал счастливый случай, Максим пригласил меня в качестве исполнителя.

А можете подробнее рассказать?

Самое главное — уложить в голове порядок движений. Сложность заключалась в запоминании комбинаций. Опять же, чуть меняется ритм или движение, как порядок нарушается. Может отвлечь малейший внезапный звук и потому должна быть предельная концентрация внимания.