О современном Чехове
Лена, «Вишнёвый сад» — твоя любимая пьеса Чехова? И какие у тебя вообще взаимоотношения с этим текстом?
Нет, «Вишнёвый сад» появился ситуативно, появилось это два мира, и появился этот конфликт звучащих, незвучащих. Мне показалось, что сегодня так можно куда-то вывести актуальную историю.
Расскажи, пожалуйста, как ты с этим проектом попала в Александринку? Это же изначально была лаборатория?
Это был конкурс, можно было написать заявку. Мы, соответственно, это сделали, прошли отбор и потом показались. И вот уже два года мы играем этот проект на седьмом ярусе в Александринке.
Об имперском спектакле
На Новой сцене?
Нет, нет, мы играем в основном здании, которое на Невском, но на седьмом ярусе. Там раньше была малая сцена, и там в году этак в 2015, как понимаю, сейчас могу ошибаться в дате, там играли спектакли. Потом сняли один, сняли другой, и так далее и малую сцену закрыли. Получается, там была просто репетиционная точка, а тут сделали конкурс для негосударственных театров. То есть пустили коллективы как резидентов.
Это в основном здании — и это очень важно. Потому что на Новой сцене получился бы другой спектакль, пространство очень влияет. Получается, мы играем на чердаке Александринки, камерное пространство…
На сколько зрительских мест оно рассчитано?
70 мест. Там вся сцена 7 на 11 метров, а пространство все — примерно 12 на 15.
Сейчас, помимо вашего спектакля, там ещё что-то играют из основного репертуара?
Нет, получается, что сейчас там играют только «Вишнёвый сад».
В репертуаре?
Не совсем. По договору, спектакль принадлежит нам. Мы даже вот на «Маску» информацию собирали с формулировкой — благодарим театр за поддержку и возможность выпустить спектакль. Мне, кстати, сейчас предложили сделать еще один спектакль в Александринке, только уже с их актерами.
Какой тебе предложили сделать спектакль?
Мне дали выбор. Я выбрала «Чайку». Её буду делать, но уже на Новой сцене.
Тоже музыкальная постановка?
Да. Буду делать в той же стилистике, в которой обычно. Я же не работаю с понятием текста, не работаю с понятием нарратива. Мне однажды Борис Павлович сказал: «Лена, когда вы делаете без сюжета – вообще идеально!». Я сейчас ставлю спектакль в ЦДР, в Москве, там текст как форма существования. Пространство разваливается, персонажи говорят, говорят, говорят… Я вообще не люблю театр нарратива, где рассказывают. Даже если это хорошо сделано, это не моё. Я люблю больше про ощущения.
«Вишнёвый сад», мне кажется, более такой имперский получился. На меня повлияло очень сильно пространство. Всё-таки мы четыре месяца репетировали, и эти все красные ковры, золото, золотые люстры, оно всё сказалось. Я не знаю, хорошо это или плохо, но, наверное, это больше плюс к спектаклю. Может быть, это минус мне как режиссёру, но больше плюс спектаклю, потому что он, мне кажется, органично вписывается. Ты заходишь, идёшь на маленький чердак. Там дух империи всё равно в воздухе летает.
Вот поэтому так. Сейчас я буду делать «Чайку», это другое сравнение. Должна получиться «Чайка» в стиле караоке, но не как странные песни, а как пространство боли, где люди кричат о том, что их волнует о том, как им плохо. Я убрала весь чеховский нарратив, артисты только поют. Из музыки мы берём хиты, русский культурный код с композитором перерабатываем.
На какого зрителя ты рассчитываешь с таким нетрадиционным режиссёрским подходом?
На спектакль ходят очень разные зрители. На самом деле это интересно, мне кажется, в принципе для всех думающих людей. Не могу сказать, что рассчитываю на какую-то определённую аудиторию. «Вишнёвый сад» настолько про всегда и настолько общий, что может зацепить абсолютно любого человека, независимо от возраста, статуса и так далее.
О профессиональных артистах и любителях
Расскажи подробнее о команде. С кем и почему ты работаешь, как собираешь и выбираешь актёров?
В команде есть вокалисты, драматические артисты, музыканты. Это был какой-то такой естественный отбор. Кого-то я звала из знакомых, кого-то искала через интернет, через какой-то условный кастинг, если это можно было назвать кастингом.
Я работаю, наверное, с людьми, которые любят искусство, любят театр, также как и я. Мне кажется, это очень важный момент. Я вообще считаю, что все должно происходить по любви, не люблю насилие в рабочем процессе.
Ну это опять-таки как — у кого какое образование. Есть ребята — артисты музыкального театра, у них есть актерская база. А есть девочка — у неё первый спектакль в жизни. Она вообще не знала ничего о сцене. Мы встретились, и я ей рассказала, что такое театр так театр. А ещё у меня играет человек, который возит воду в Александринском театре.
Как тебе удалось уговорить его играть?
Это было круто. В общем, я артистов обвиняла в том, что они не любят музыку. У меня «Вишневый сад» — 100% музыка, и поэтому есть звучащее и есть незвучащее. Звучащие никогда не смогут понять незвучащих. Люди, которые звучат, — для них всё голос, всё музыка. Музыка – и есть вишнёвый сад. Мне не перевести это ни в какой эквивалент. И если представить, что реально музыка из мира исчезнет — какая будет трагедия.
Я вывела это в такую сторону, и получается так, что я обвиняла — вы не любите музыку, вы вообще такие твари, вы бездарные люди. И тут приходит водовоз к нам на седьмой ярус, когда мы репетировали. А мы с ним как-то подружились, начали общаться, он 100 лет работает, как мне сказали, участвовал у Фокина в нескольких спектаклях. И вдруг он говорит: «Хотите, я вам сыграю на фортепиано?» — «Можно». И мне так нравится! Я говорю — «оставляем». Да, он плохо играет, как любитель, но я ему сказала «вы будете у меня Фирсом».