Мы делали спектакли [из цикла «Одиссея. Документальная трилогия»: «Донецк. 2-я Площадка», «Одиссея» и «Сектор Газа»] друг за другом.
Каждая часть, конечно, имеет законченную форму, но для меня это единое целое.
Нас интересовал русский мир через призму «Одиссеи», поэтому по краям трилогии — документальные истории о Донецке и секторе Газа с русскоговорящими людьми, которые оказались в этих ситуациях, а в центре — экспедиционная часть, сочинение «Одиссеи» по Гомеру, которое шло в время перехода неисправной шхуны из Северной Гренландии в Мурманск (мы с артистом самарского ТЮЗа, который сыграл Одиссея, шли матросами). Поэт хорошо вписался в этот документ — или нам кажется, что вписался.
Всё началось с Донецка, потому что тогда [в 2016 году] надо было реагировать на острую ситуацию. Мы хотели разобраться, что же там всё-таки произошло. Поехали, оказались в нужном месте и получили все ожидаемые впечатления: обстрелы, мины, разруха, безумные лица — и как человек в этом живёт.
Всё, что происходит в спектакле, — это документ. Наш фронтовой друг кот Персик, который родился в войну, считал её настолько нормальной, что даже не реагировал ни на что. Он произвёл на нас серьёзное впечатление, и поэтому мы решили взять его с собой. Вообще через некоторое время кажется, что жить на войне можно. Страшновато, конечно, но ничего. К сожалению, так начинает казаться не только котам, но и людям.
Главный герой спектакля, Жека, возник не случайно, хотя он сам не предполагал, что становится объектом театра — никто же не знал, как это происходит. Но мы не скрывали, что приехали для того, чтобы сделать театральную работу.
Из огромного материала мы в итоге выбрали куски, которые и составили композицию. Львиная доля, конечно, не вошла: мы сидели там полтора месяца, а спектакль идёт час сорок. Строгий отбор начался, когда появилась ясность, что, собственно, мы хотим сказать: Виноватых нет, а всё происходящее — это наших рук дело и наш выбор.
Тогда мы и стали вытаскивать из накопленного материала то, что доказывает эту мысль. В итоге получилось художественное высказывание с опорой на конкретного героя.
Этим спектаклем я хочу обратить внимание, что мы, наверное, делаем что-то не то, раз ситуация в мире обостряется, накаляется, искрит.
Мы несёмся к последней, видимо, войне, к глобальному самоубийству. В этом виноваты не премьер-министры, а мы с вами. Мы подталкиваем ситуацию к концу: неприятному, неэстетичному, грубо-блевотному. И почему-то все вместе, скопом, не хотим попридержать. Наверное, мы хотим коллапса.
Видимо, на подсознательном уровне мы всё время находимся в состоянии борьбы. Вот есть у Гоголя такая пьеса «Женитьба»: вроде бы приятное дело, но и оно превращается в дикую, сумасшедшую драку на поражение. Мирному человеку не хочется жить в мире. Мирному человеку хочется войны. Реальность Донецка — это то, что ждёт нас всех, если мы будем продолжать к этому приближаться.
Всё взорвалось в 2014 году, и с этого момента только усугубляется — везде, во всём мире, с одинаковой скоростью движется к самоликвидации. Этот парадокс, конечно, тревожит: нам — и русским, и нерусским — трудно, а то и невозможно находиться в правильном пространстве.
Правильное — это божье, то, что тебе предназначено. Вот родился ты на Итаке царём, и занимайся своим островом, семьёй, сажай сад, руководи людьми. Или [как герой спектакля «Донецк. 2-я Площадка»] живёшь в Херсоне, где у тебя всё есть. Но нет, Итака или Херсон — этого мало, есть же другие возможности, другие масштабы, жизнь надо как-то «поправить», вступить в борьбу за своё место, голос, звучание. Я не знаю, как от этого уйти. Великие древние знали. «Одиссея» — она про прозрение, про возвращение домой с ощущением, что когда-то глупо, бездарно сбежал из рая, потому что там было скучно, а хотелось какого-то движа, как говорит молодёжь, или драйва, как говорили раньше. История Одиссея про то, что человеку на волшебном острове жить скучно. Созидать трудно. Разрушать веселее. Только ещё со времён Гомера известно, что любое противоборство кончается плохо: битьём.
В трилогии мы сосредотачиваемся на проблеме: почему побег из рая бесконечно происходит в нашей жизни?
А вот потому, что накапливается слишком много мелочей. В Библии тоже кажется: чего это они там учудили? Ясно, что мы променяли рай на ад, и это ужасно. Конечно, есть выбор: хочешь вернуться — пожалуйста. Только это непросто, и возвращение будет долгим. Да и где гарантия, что человек второй раз не сбежит? Никакой гарантии нет. В раю жить трудно: надо работать, по-настоящему трудиться, причём получая за это не яркие внешние дивиденды, а только мир, покой и радость, которых надолго не хватает.
Есть два варианта: либо жить в раю, либо нет. Мы выбираем добровольно, но коллективно. Если даже вас лично это не касается, то увильнуть будет трудно: все скопом попадём в мясорубку. Это страшно, но пока ещё можно что-то сделать: война ведь начинается у каждого в голове и в сердце, а не тогда, когда уже летят бомбардировщики. Войны — плоды разрухи в головах и сердцах обыкновенных людей, обывателей, которые вроде бы мирно пьют пиво с пельмешками. Поэтому, наверное, необходимо всё время будировать эту тему.
Сейчас война в ДНР продолжает идти: то тише, то громче, волнами, но она не кончалась. Люди сцепились и не отступят. Видимо, будет ближневосточная ситуация: друг другу никто не простит, слишком далеко зашло. Мы не помиримся ещё лет 50, а может, и больше. Я плохо верю, что театр способен перевоспитывать.
Но ставить вопросы надо, потому что мы должны с этим как-то жить.
Фотография взята со страницы Facebook Анатолия Праудина