Как вы выбрали материал? Почему именно «Стиляги»?
Когда
Валерий Петрович Тодоровский снимал «Стиляг», я был студентом и очень хотел стать частью
этого волшебного мира, но не сложилось. Можно сказать, что своим спектаклем я «закрываю
гештальт». Хотя это, конечно, не единственная причина: здесь так удачно
сложилось, что предложение художественного руководителя театра полностью
совпало с моим желанием и с моим представлением о русском мюзикле. Изначально
идея поставить «Стиляг» принадлежала именно Евгению Витальевичу Миронову, и он
сделал всё, чтобы этот спектакль родился. Было множество сложностей с правами
на повесть, с правами на музыку, с переносом истории с киноэкрана на сцену. Но
благодаря помощи и поддержке Миронова всё случилось. Я чувствовал, что именно
этот материал идеально созвучен моему видению жанра. Было сплошное удовольствие
«купаться» в этой музыке и понимать, что каждый номер «Стиляг» – хит. Так что
полная гармония.
Есть ли у вас интерес к этой эпохе? Она сейчас вдруг вошла в моду в театре.
У меня
есть интерес к этому времени в Америке: как выглядели люди, как они танцевали,
какую музыку они слушали. Говоря откровенно, то, что переняли советские
стиляги, было совершенно придуманным и очень далёким от оригинала. Не было ни
телевидения, ни интернета, и люди в СССР по каким-то картинкам и пластинкам, по
чьим-то рассказам догадывались о том, что происходит в Америке. Они выдумали
себе стиляжный мир. Но точно также выдумали его себе и мы. Желания просто «поиграть
в эпоху» у меня не было. Главным было желание рассказать эту историю.
В чём отличие спектакля от фильма? И чем отличается ваш главный герой от главного героя Тодоровского?
Самое главное отличие спектакля от фильма в том, что все артисты, которые выходят на сцену, поют и танцуют вживую. Той возможности, которая есть на киноплощадке, когда ты можешь сделать дубль или переозвучить артиста (как это и было сделано в кинофильме), у нас нет. Поэтому был очень непростой кастинг. Мне хотелось найти молодых героев, ещё неизвестных, нераскрученных. У нас два состава: один исполнитель главной роли – студент четвёртого курса ГИТИСа, второй – артист, только-только выпустившийся из Школы-студии МХАТ. Конечно, у спектакля совсем другая энергетика, потому что своей энергией мы ежедневно делимся со зрителем. И ещё у спектакля и фильма совершенно разные финалы.
С выхода фильма прошло десять лет, и мне кажется, что Мэлс сегодняшний, или, вернее, наш взгляд на этого Мэлса, изменился. Теперь он не такой радужный и преисполненный надежд. Наш Мэлс, с одной стороны, более упёртый и более верный своей мечте и своим желаниям, а, с другой стороны, более инфантильный и слабый. Совсем не такой, каким он был в фильме! Хотя я считаю, что работа моего однокурсника Антона Шагина – прекрасная.
Как бы вы определили жанр «Стиляг»?
Наш спектакль состоит как бы из двух половинок. Первый акт более развлекательный и более светлый, в нём больше музыкальных номеров. Второй акт куда драматичней. Мне очень не нравится термин «драмеди», но он близок тому, что происходит в «Стилягах». Конечно в нашей истории не такой страшный накал страстей, но все равно хочется верить, что в этом спектакле зритель не только развлекается, но и задумывается о каких-то серьёзных вещах, оглядывается на историю страны и видит в этом отражении что-то похожее на день сегодняшний.
Вы говорите о проблемах кастинга. А с какими трудностями сталкиваетесь в преподавании?
Трудности в преподавании, прежде всего, поколенческие. Я смотрю на своих сегодняшних студентов и понимаю, что они совсем другие. Одновременно гораздо более бесстрашные, какие-то по-хорошему наглые и очень инфантильные. Они мало чем интересуются вне профессии. Но эта профессия заключает в себе многое, и кругозор у артиста, особенно у артиста мюзикла, должен быть широчайший. Мы ведь говорим о жанре, который только-только рождается и встает на ноги в нашей стране. Я настаиваю на том, чтобы ребята учили английский язык. Если ты работаешь над оперой, то должен знать итальянский и немецкий, если занимаешься балетом – то не обойтись без французской терминологии. Основные учебники для артистов мюзикла, все книги для режиссёров написаны по-английски.
А самая большая трудность при кастинге «Стиляг» была с главным героем. Но я думаю, что эта проблема не только нашего жанра, это вообще проблема сегодняшнего времени – наличие героя.
Вам не кажется, что чем больше комедий и так называемых «произведений лёгкого жанра», тем мрачнее эпоха?
Безусловно,
связь «тёмных» времён и «весёлых» фильмов, спектаклей, шоу, прямая. Совсем недавно
я пересматривал картину «Актриса» 1942 года, снятую на алма-атинской киностудии.
Это кино про артистку оперетты, там много танцев, песен… но ведь в это время в
стране происходит настоящий ад! Такие фильмы всеми силами пытаются вселить в
зрителя надежду – это самое главное, мне кажется. Подарить свет, радость,
чтобы, подпитавшись ими, можно было продолжать бороться дальше, чтобы хватило
сил. То же самое и здесь: чем сложнее время, тем больше светлых или
развлекательных – кому как угодно – картин.
Не хотелось бы попробовать себя в драматическом театре?
Драматический
театр в чистом виде по-прежнему совсем не моя епархия. Но я по-прежнему
задумываюсь о комедиях Шекспира…
Вы собираетесь снимать музыкальный фильм. Расскажите немного о нём.
Мы уже два года готовим фильм «Счастье моё» и наконец вышли на финишную прямую. Съемки будут проходить с мая по август. Заняты прекрасные артисты: Юля Пересильд, Витя Добронравов, Сергей Безруков. Мы расскажем историю концертной бригады на фронте Великой отечественной войны.
Так что в ближайшие полгода я немного отдохну от театра, а потом вернусь и поставлю мюзикл Эндрю Ллойд Вебера «Иисус Христос – суперзведа» в Ростовском музыкальном театре. О дальнейших планах рассказывать не буду, но их, как и всегда, очень много!