Александр Николаев

«Капитал», Камерный театр «Среда 21», Москва

О работе с Надей Кубайлат и учебе в ГИТИСе

Давайте поговорим про спектакль «Капитал». Расскажите, как Надя предложила вам участвовать в этой работе. Это была её идея или ваша совместная?

Это была её идея. Таня Лукьянова запускала театр «Среда 21», Надя хотела поставить «Капитал». У театра нет своей труппы, поэтому Надя пригласила меня поучаствовать  — попридумывать сценическую версию «Капитала». Мы учились вместе с ней в ГИТИСе – она как режиссёр, я – как актёр. 

Возможно, когда вы учились вместе, вы совместно работали над чем-то похожим или строили планы?

Таким как «Капитал»? Нет, мы на курсе выпускали «Мамашу Кураж и её дети», а про «Капитал» я вообще ничего не знал, пока Надя не позвала меня и не сказала: «Мы делаем!». Но Надя делала эскиз по «Капиталу» на Таганке.

Это было также в формате моноспектакля?

Нет, это был не моноспектакль, там были актёры…

То есть больше похоже на читку?

Я не знаю, не смотрел. И наверное, слава богу, что не смотрел. (Смеётся). А потом Надя решила сделать не лабораторный эскиз, а полноценный спектакль.

Вы учились в мастерской Женовача, потом оказались в труппе СТИ, и сейчас снова вернулись к работе со своей однокурсницей: для вас это было возможностью поработать с Надей, но уже не в стенах ГИТИСа, этакая возможность немного похулиганить?

Да! Это кайф, это то, о чём мечтает, наверное, каждый актёр в СТИ – поработать с режиссёром – своим однокурсником. Мы работаем с Женовачом – он наш мастер и педагог, но все равно нам не хватает работы с теми людьми, с которыми мы провели 4 года, когда мы каждую неделю делали какую-то работу – ошибались, но что-то творили. Тем более, Надя – моя подруга, и у нас курс очень дружный получился. У нас “коннектикут” уже на каком-то совершенно другом уровне. Тем более, до этой работы мы выпустили «Питера Пэна» [спектакль «Мой папа – Питер Пэн» в Сатириконе], и для меня было шоком, что она увидела во мне хореографа.

Кстати, ваши педагоги по ГИТИСу и мастер – Сергей Васильевич – приходили на «Капитал»? 

Да, приходили: Сергей Васильевич, Боровский, Гоберник. Их впечатлило, мы очень много общались по поводу спектакля. Мне кажется, им работа показалась толковой. 

О формате спектакля и тексте

К вопросу о материале: при первом взгляде на афишу почему-то складывается убеждение, что это будет формат лекции или читки. И я читала в какой-то рецензии, что спектакль назвали «театральной лекцией». Но для меня театральность была первична, а потом уже — образовательная часть. Как вы нашли этот баланс лекции и театра?

Нехудожественному языку мы старались найти в первую очередь театральное воплощение. Наверное, есть много лекций по марксизму, «Капиталу». Но интересен был именно такой подход: возможно ли это сделать «на театре»? Это было классно, но очень тяжело: как говорить так, чтобы было интересно и понятно, а еще и юмор найти.

А вы продолжали работать над текстом в процессе репетиций или Алексей Цветков отдал вам готовый материал?

Алексей написал около 150 страниц текста, с которым мы работали как с основным, но не готовым материалом. В процессе репетиций мы с Надей сокращали текст, сочиняли и добавляли своё. В итоге осталось 9 страниц.

А вы перечитывали, например, биографию Маркса, пытаясь как бы говорить от его лица?

Да, мы, конечно, всё изучали, и нам Алексей рассказывал много того, что вне композиции и на сцене. Я не читал «Капитал», но читал комикс, пролистывал что-то в «Капитале». Но у Алексея получилась содержательная композиция, особенно расширенная версия.

У вас в тексте появляется вымышленный «актёр Александр». Надя в одном из интервью говорила, что этот спектакль – её высказывание на тему коммерциализации театра и искусства в целом. Можно ли сказать, что вы ввели «актёра Александра», чтобы тоже высказаться лично в этом спектакле?

Да, это мой внутренний шок, который был в процессе репетиций. Вообще, я такой человек, который до того, как мы стали заниматься «Капиталом» Маркса, очень примерно представлял себе, что это: «Ну, это наверное что-то советское». (Смеётся). Но потом мы стали разбираться. И в спектакле такая форма: тебе рассказывают по полочкам про взгляд на жизнь, но с другой стороны – не со стороны человеческих взаимоотношений, а именно со стороны «Капитала» — с той точки зрения, с которой Маркс смотрел на эту жизнь. Мы начали разбирать в процессе репетиций, что я  продукт, а на сцене я товар. И люди пришли, заплатили деньги, ты тоже получил за это зарплату. Ты ценен с точки зрения товара. Я как актёр тоже начал в процессе репетиции на всё, даже ежедневную покупку кофе, с другой точки зрения смотреть. Ты в профессии только тогда, когда ты продаёшься, условно. Спектакль есть, только когда на него куплены билеты. И это жесть! (Смеётся) Но интересно!

Для меня не был очевиден этот пласт про «театр и как он продаётся». Я увидела какую-то сатиру на общество потребления: это нагромождение вещей на сцене, таймер с купленным временем спектакля… 

Не знаю, стремилась ли Надя к сатире — наверное, это есть. Но я не играю сатиру.

О взаимодействии со зрителем и номинации

«Среда 21» только открылась, когда вы выпустили спектакль. И там ещё не было «своей» публики – как в СТИ, например, когда зрители как-то ожидаемо реагируют. Какие у вас сложились отношения со зрителем, оправдались ли ожидания?

Ожиданий не было, был какой-то небольшой страх внутренний. Потому что форма для меня непривычна – ни за кого спрятаться не можешь, помощи ни от кого не ждёшь. Кстати, до сих пор есть страх, как выходить из ситуаций, когда что-то забыл или когда ты входишь в прямой диалог – когда тебе из зала что-то начинают говорить. А так, по-моему, зритель какой-то толковый ходит в театр. Нет такого ощущения, что люди мимо проходили и непонятно, на что пришли. Я не чувствую особой разницы в зрителях с СТИ – разве что, в СТИ их больше. 

Мы, кстати, на гастроли ездили: в Екатеринбург, Нижний Новгород. Везде зритель, который юмор понимает и примерно понимает, на что он пришел. 

Спектакль вышел в декабре 2021 года. Но я впервые посмотрела его совсем недавно, и фразы, которые звучат в спектакле («есть идея – нет икеи» и монолог о том, что кризисы нарастают и в конце концов должен случиться большой финальный кризис) – они звучат очень остро и злободневно. Вы как-то адаптировали текст за это время?

Нет, всё так же. И тогда это тоже звучало очень остро и актуально. Сейчас даже острее, потому что вот, например, есть блок рекламы – ты понимаешь, что половины, про что я говорю – нет, но это всё равно в голове есть. [Александр во время спектакля упоминает ряд слоганов, в том числе слоганов тех брендов, которые ушли из России в 2022 году — прим.ред.] 

В актёрской среде считается, что играть моноспектакль морально и физически очень тяжело. Вы наедине с залом час с небольшим, и, как вы уже сказали, вам не за кого спрятаться. Как вы решились участвовать в спектакле и как удаётся восстанавливаться после этого?

Это было страшно, когда мы уже подходили к премьере: я понимал, куда мы впрыгнули, и я вообще не представлял, как это будет восприниматься. А насчёт восстановления – после спектакля где-нибудь сидим с Надей, обсуждаем, что можно по-другому сделать – так и восстанавливаемся. (Смеётся). 

Это ваша первая номинация на «Золотую Маску». Как вы вообще относитесь ко всякого рода премиям и что для вас в принципе показатель признания в актёрской профессии?

Ой, не знаю, как объяснить, но это прикольно. Интересно, но чуть не умещается в голову: вот как бы «ты» и… Трибунцев, Райкин… Райкин приходил на последний «Капитал», и я не понимаю, как это всё воспринимать. Мы конкуренты с ним? Или он мастер, а я — какой-то условный ученик? Или мы просто люди творчества? Это мешает, заставляет задумываться, и это так странно… Друзья стебутся надо мной, подшучивают. 

Обо всем, кроме актёрства

Расскажите о том, чем вы занимаетесь, кроме актёрства. Я знаю, что вы работаете как хореограф, у вас есть клипы…

Это рубрика «Саша записывает видеовизитку»! Да, я там говорю, что я экс-солист рэп-группы «Милфы». Мы на карантине сделали группу с Домиником Мара, он тоже выпускник Женовача, и с Димой Симоновым – он выпускник кудряшовского курса. Записали две песни, парни вдвоём съездили в Питер на баттлы. И всё, эта история закончилась… Но было классно! 

Надя позвала в Сатирикон как хореографа делать «Питер Пэн», а потом меня позвал Айдар [Заббаров – режиссёр], тоже мой однокурсник, в город Атня – это небольшой город в Татарстане. Лёша Золотовицкий звал в лаборатории в Большом театре. Попробовали, прикольно. И мне это интересно. Не то чтобы у меня мощные хореографические амбиции – что я должен стать суперхореографом – Экманом в России – нет, этого нет. 

И еще битбоксом увлекаюсь. Спортом занимаюсь. 

Здорово! А вы это воспринимаете как расширение своих актёрских способностей или это, наоборот, способ переключиться?

Нет, я это не воспринимаю как расширение актёрских способностей. Просто это интересно, это способ потратить на что-то свою энергию. Потому что энергии много, её хочется отдать… Нас приучили в ГИТИСе работать с утра до вечера без выходных, и ты выпускаешься, и у тебя одна-две премьеры в год. И первые два-три года сидишь и думаешь «а что делать?». Мы с другом Лёвой Коткиным, актёром, пошли в настольный теннис играть. Мы играли в Ping Pong Club Moscow, мы там в итоге начали вести всякие ивенты, в Стрелке, ещё где-то. Потому что энергии много, и хочется что-то ещё делать. Ну и интересов много, поэтому хореография, битбокс. Но это не так, что «хочу расширить возможности, поэтому пойду на йогу, потому что она расширяет мой актёрский диапазон». Нет, как раз энергетического диапазона много, и в нем актёрство какую-то полочку занимает, а остальные полочки свободны. И хочешь их как-то заполнить, и ищешь что-то. 

Я вспомнила, что как раз Алексей Золотовицкий очень здорово написал в фейсбуке про «Капитал»: «приходите на спектакль, чтобы понять – товар вы или продукт». А как бы вы объяснили в двух словах, о чём спектакль? Если бы вас спросил ваш нетеатральный друг, например.

В двух словах, о чём спектакль? Это какие-то очень точные должны быть слова… Это спектакль про условность жизни. Вот есть театральная условность. Но у жизни тоже есть условность, оказывается. Но это моё внутреннее открытие, внутренний шок и удивление от спектакля. И то, чем мне нравилось заниматься в этой работе. 

Все правила в жизни — они условны. Есть люди, которые либо верят в эту условность, либо не верят. Есть люди, которые выпадают из этой жизни, а есть люди, которые наоборот очень успешны. Кто-то перестаёт быть успешным. Кто-то больше понимает про условность этой жизни, а кто-то – меньше. Какая-то такая очень жёсткая правда. 

Это значит, что вы поняли про жизнь почти всё? 

Но не всё!

Но не всё?

Но ещё не всё!