С чего началось ваше знакомство с Петром Шерешевским?
С Петром Юрьевичем мы познакомились в Норильске, он приезжал ставить «Дядю Ваню», и так начался наш «роман», в хорошем смысле этого слова. У спектакля были номинации на «Золотую Маску», и я сам получил номинацию «лучшая мужская роль» за роль Астрова.
А с композитором Ником Тихоновым познакомились, получается, только сейчас?
Ванечка очень крутой! Он был буфером между нами и Петром Юрьевичем. Мы с ним уже не первый раз работаем, но у нас есть актёры, которые впервые «попали» в его спектакль. Когда Ваня приехал, он всех нас объединил, и мы сложились как ансамбль. Мы и играли, и общались.
Все актёры, с которыми я общалась, говорят, что с Шерешевским очень легко работать, и даже когда вы работаете впервые, не найти взаимопонимания просто невозможно.
Абсолютно согласен, потому что Петя — очень миролюбивый человек. В нем столько мира, добра и света, и мы с ним не только работаем, но и дружим уже на протяжении нескольких лет, общаемся.
Как проходили репетиции? Петр Юрьевич репетировал этюдным методом, вы что-то «приносили»?
После первой работы с Петей становится уже легче. Он даёт классный «коридор», в котором ты можешь делать свои роли любыми методами — этюдными, неэтюдными.
Что касатеся «Тайм-аута», мы до последнего не понимали, как можно достаточно неформатную пьесу сделать интересной, и я ему сказал: «Представляешь, вот есть такой дед…» Это одна из моих ролей — я играю деда, и это такой Чикатило. Мы попробовали. В 40 лет играть человека, которому за 70, очень сложно, когда у тебя из выразительных средств есть только очки, странные, страшные, с одним замутнённым глазом. Но вдруг оно как-то пошло, и в итоге мы все мои сцены сделали фактически с первого раза.
Одинцов действительно очень колоритный персонаж. Как вы этого добивались, наблюдали за пенсионерами?
Помимо того, что я работаю в театре, я подрабатываю в такси. Я вспомнил одного дедушку, он ехал ложиться в больницу, и ему давали жизни, ну, три месяца. Такой сильный здоровый дед, но едет умирать. Спустя семь месяцев я опять его вез, и он был живой! А как сочинялось… Это всё пришло откуда-то из сказок, и я пропустил это через историю мужчины, которому хочется любви.
В «Тайм-ауте» вы играете нескольких персонажей, и это все важные мужчины в жизни Люды. Сложно перестраиваться между нами или это просто маски?
Петя помог в этом отношении, он сказал, что это один человек — бог Один. Сложно, но мы придумали, что есть один персонаж, который предстает в разных обликах. А перестраиваться… это быстро нужно делать, буквально минута или даже секунда, но это азарт, это интересно. Это не очень сложно, потому что когда всё правильно выстроено, не бывает каких-то сбоев.
После спектакля вы выходите из театра больше опустошённым или заряженным?
Заряженным, конечно. Последняя композиция даёт много сил и энергии.
Расскажите байку про этот спектакль, если есть.
Для Геннадия я всё время придумываю разные места фестивалей, в которых он будет участвовать. Например, в Новосибирске есть разные местные названия, там, Колывань, Мочище… и названия фестивалей «Веселая корюшка», «Золотой домофон». Каждый раз придумываю новые названия, в Москве тоже придумаю два новых.
У нас огромное количество камер, мы всегда переживаем, заработает камера или нет. По сути, этот спектакль как большое кино. У нас был момент, когда в самом начале спектакля сломался стол, за которым раскладывает карты Галина Александровна Алёхина, но она не дрогнула ни одним мускулом и продолжила играть.
В спектакле большое значение отводится видеоплану. Создает ли это какие-то сложности в актёрской работе? Как распределиться, работать на камеру или на зал?
Работы на зал по сути здесь уже нет, это абсолютно «киношное» существование. Любая микрооценка, взгляд, ты прищурился и уже всё по-другому. Здесь нужно быть очень осторожным, чтобы ничего не поддать.
Сложности разные. Когда я стою за камерой как оператор, я думаю правильно или неправильно я беру план. Когда стоишь на сцене, то думаешь о партнёре, загораживаешь его или нет.
Скандинавская мифология — это такая мифология злых богов, она одна из самых кровожадных. Получается, что с современным обывателем добро не сработает, чтобы он вышел из рутины, только шоковая терапия?
Что такое добро? Иногда говорят, что добро должно быть с кулаками. Шоковая терапия — это не добро. В целом жизнь — это и есть добро и зло, что ты из этого выносишь, заложник ты судьбы или наоборот.