О Толстом и Сигареве
Ты любишь Толстого?
Сама литература нравится, но в смысле театра всегда думал, что это не мой автор. Занудный какой-то. Сейчас, когда столкнулся с ним в работе, полюбил очень сильно. Толстой — замечательный психолог, знаток человеческих душ. Мне было полезно с ним встретиться, он меня научил тонкостям человеческих отношений.
Как ты тогда выбрал этот материал?
У программы, по которой делался спектакль, было условие: современная драматургия. А мне очень не хотелось. Нашел компромисс: взял русскую классическую литературу, переработанную Василием Сигаревым. Сигарев — современный драматург, при этом он сохранил много материала и языка Толстого.
Как ты относишься к персонажам «Анны Карениной»?
Все герои как будто под поездом. Их раскатало. Неоднозначные, но им сочувствуешь. И Каренину, и Анне, и Долли, которая в противовес Анне выбрала путь самообмана. Она говорит, что простила мужу измены, но это неправда, она просто нашла компромисс ради детей. При этом Анна Каренина променяла сына, Сергея, на Вронского. Толстой предлагает слишком сложные ситуации, чтобы кому-то просто симпатизировать.
О духовности и телесности
В «Каренине» много религиозных мотивов. Ты как-то погружался в эту тему?
Готовился долго, еще до пандемии, когда начался проект, и потом, сидя дома, тоже работал. Тема церкви мне интересна. Я консультировался с батюшкой, он мне рассказал, что сегодня есть кризис веры. Многие воцерковленные ходят на службы машинально, а не потому, что верят. Я нашел в Уссурийске небольшую церковь и ходил туда в течение двух недель. Наблюдал за службами, за прихожанами. Потом пошел на исповедь, мне было непросто, но я решился. Важно почувствовать, что это такое. Пытался погрузиться в церковный мир.
Толстой ведь был отлучен от церкви в результате непримиримых конфликтов. При этом нерелигиозным его считать невозможно. Кризис веры, вроде того, что есть сейчас, был и тогда. Поэтому в спектакле появился священник, которого в инсценировке Сигарева нет. Он мне был необходим, венчание — ведущее предлагаемое обстоятельство. Брак, заключенный на небесах, невозможно разрушить с точки зрения религиозного человека. В царской России, где церковь — важная составляющая государственности, каждый чиновник (а Каренин большой чиновник) венчается перед Богом и перед царем. Ему в голову не может прийти развод.
Но в твоем спектакле у Каренина конфликта с Богом нет, мне кажется, только с Анной.
Да, Каренин — тоже формальный верующий. Его духовный и душевный путь в том, что, только отвергая формальный процесс венчания, он приходит к истинной любви и понимает: для нее не нужны посредники, даже Бог.
Каренин — сирота, человек выросший без материнской любви. И сам он не умеет любить, что не делает его плохим, это просто факт биографии. Анна встретила человека, который, в отличие от мужа, смог дать ей любовь. Мне кажется, она никого не обманывала, наоборот, была слишком честна, за что и поплатилась.
В постановке много физиологических метафор. Зачем они тебе в совершенно небытовом спектакле?
Это спектакль про любовь. Как же в нем без тактильности, без физиологии? Инсульт Каренину я сделал, чтобы обострить предлагаемые обстоятельства. В его сознании уход Анны — такая тяжелая беда, что с ним должно было что-то случиться. Этого нет ни у Толстого, ни у Сигарева, но мне показалось правильным его на дно опустить, чтобы он оттуда начал осознавать себя как человека и расти.
То, что Анна наркоманка, — факт, все последние главы она не слезает с морфия. Морфий — окончательный виновник ее смерти, а не кто-то из людей.
А Вронского я сделал заикой, чтобы он стал сложнее. Не просто в красавца Анна влюбилась, а в человека с изюминкой. У Сигарева он вообще пятый персонаж слева, никакого особого значения не имеет.
О поэтическом реализме
Ты определяешь собственный стиль как поэтический реализм. Что это значит?
Как-то же я должен был обозвать то, что делаю. Существование актеров мне нравится реалистическое, но при этом очень важна и форма. Спектакли строятся по законам стиха, в сцене должна быть рифма, ритм, метафора и всё остальное, что есть в классической поэзии. Я очень люблю стихи, их структуру, логику. То, как они устроены. Поэзия систематизирует мышление. Живопись — это ведь тоже поэзия. Композиция в картине всегда закончена. Одно время я мыслил картинками: ставил артистов красиво, и пусть стоят. Сейчас понимаю, что им хочется действовать на сцене, развиваться, меняться.
Сейчас ты мыслишь скорее текстоцентрично или изображениями?
Язык режиссера — мизансцена. Я стараюсь от этого правила никогда не отступать, чтобы спектакль был космополитичный. Если придет японец или норвежец, то по рисунку он сможет понять, что происходит, даже не зная текст. Так я стараюсь работать.
Сейчас в Театре имени В. Ф. Комиссаржевской выпускал «Дядю Ваню» и поставил себе внутреннюю задачу — показать одиночество в пространстве. Каждая мизансцена выражает одиночество, даже если на сцене пять человек. Рисунок — тоже часть поэтического театра, он невозможен без композиционного решения тел в пространстве, без внутреннего ритма и напряжения. Многое возникает интуитивно. Когда делал «Ревизора» (в театре «Самарская площадь» — прим. ред.), вдруг понял, что хочу оперные мизансцены, монументальные групповые композиции.
То есть ты для себя формулируешь принцип до того, как начать ставить?
Я его не придумываю, текст сам мне диктует метод. Читаю и сразу понимаю, это масляная живопись или графический рисунок, эскиз или комикс. Сразу нахожу себе ключ и в выбранной стилистике уже начинаю рисовать сюжеты. В «Каренине» так сложилось, что мы в репетиционном классе только читали. А когда вышли на сцену, я сразу начал рисовать это всё.
Об артистах и персонажах
Артистам легко входить в придуманную тобой форму?
Не каждый может со мной работать. Раньше я был очень результативен, а сейчас стараюсь тратить больше времени на процесс: на общение, чтение, обсуждение, пробы и тренинги. Если они поймут меня, то потом будет легко.
Когда я приехал в театр в Уссурийске, Борис Бехарский, художественный руководитель и по совместительству исполнитель роли Каренина, сказал, что артисты будут делать всё, что я им скажу. Он поставил такую задачу себе и труппе. Актеры не всегда понимали, зачем и как, но были готовы пробовать. Секрет того, что спектакль получился, — доверие.
Пришлось ломать стереотипы, сложившиеся вокруг классики?
И мне, и актерам, и, наверное, зрителям, полезно тут них избавляться. Анна часто воспринимается как героиня, а для меня она антигероиня. История не так проста, как шаблонное представление о ней: Анна влюбилась в молодого красивого Вронского, бросила некрасивого старого мужа, сошла с ума и бросилась под поезд. На самом деле всё гораздо сложнее и интереснее. Конец XIX века — время нарождающейся эмансипации. Женщины были в поиске свободы, не только внутренней, но и социальной. Толстой круто предчувствовал необходимость для женщины стать равноправным членом общества, что потом и случилось в молодом государстве СССР. В финале романа Анна Каренина начинает строить больницы, обсуждает с Вронским, что собирается учить детей грамоте. Анна бросила вызов обществу, против которого, как мне кажется, бунтовал Лев Николаевич. Лицемерный социум, где в церковь ходят не потому, что верят, а потому что так принято, и где венчанные люди, которые перед Богом дали другу клятвы, этому Богу что-то должны. А Анна делает выбор в пользу своих чувств, оставаясь честной.