Расскажите про путь от возникновения идеи музыки к «Иванову детству» до результата.
Одним из основных импульсов для написания стала детская книжка норвежского писателя Турмуда Хаугена «Ночные птицы». Сначала я написал соло для флейты, которое так и назвал по имени этой книжки. Ещё косвенно повлияла музыка Бенджамина Бриттена, «Светлая печаль» Гии Канчели, произведение, посвященное детям, погибшим в концлагерях. Это всё создало поле для идей.
Любое сочинение для меня это сложная, интересная проблема, сильно меня волнующая. В во время работы над сочинением я её решаю для себя. Один из первых моих импульсов — разобраться с темой страхов и с темой насилия в детстве. Я сам в детстве любил бояться. Почему некоторые дети любят бояться? Кто-то в подростковом возрасте уходит в страх и любит находиться там.
Одна из тем этого спектакля — ужасно-прекрасное. В том плане, что страх притягателен. Хочется его испытывать, хочется погрузиться в ощущение страха и в то же время красоты. Сложное чувство, мне хотелось его понять.
Что касается технических задач — хотелось создать именно танцевальную музыку. Чтобы она создавала пространство, но в то же время, чтобы под эту музыку хотелось двигаться. Поэтому ритмические рисунки и музыкальная ткань, конечно, подразумевают, что здесь есть солист. Это одна из задач, которая появилась сразу.
Мы с Владимиром Лопаевым изначально почти не договаривались. За полгода до постановки встретились, обсудили, какие будут образы, какие состояния, какие эпизоды, как двигаться. Сразу решили, что одна из ключевых идей — ребёнок и смерть. Следующим для меня был вопрос — почему ребёнок, у которого была возможность остаться живым, сознательно пошёл на смерть? Почему он хочет умереть? Я пытался выяснить для самого себя, почему так. И в конце спектакля я, наверно, для себя нащупал ответ.
Что это за ответ?
Он не прямой, надо посмотреть спектакль. Наверное, в данном случае, это одна из попыток растворить внутренние опасения и попытаться быть свободным от страха смерти, страха насилия. У каждого, наверное, здесь свой рецепт. Через музыку легче это выразить, чем словами.
В аннотации вы говорите, что импульсом к созданию этой музыки стали и ваши личные переживания на тему войны. Расскажите об этом подробнее.
Мне обидно, когда дети воспринимают войну как элементы шоу. Когда взрываются ракеты, летят снаряды, а дети просто как на цирк идут. Важно, чтобы к этому относились не как к чему-то поверхностному, а как к очень важному опыту, о котором надо помнить.
Я лично войну переживаю очень остро, как будто она совсем недавно была. У меня жива прабабушка, которую, конечно, война коснулась. У неё до сих пор иногда панические атаки бывают. Хотелось передать это состояние. Поэтому в спектакле, даже хоть и нет нацистов на сцене, есть ощущение, что война была буквально вчера.
Насколько тема войны актуальна сейчас?
Скорее, актуальна тема насилия в детстве. Непонятно, как ребёнку на него реагировать. Конечно, война у нас играет огромную роль, но, тем не менее, мне кажется, насилия в детстве и сейчас очень много. Из-за этого дети очень часто уходят в свой отдельный замкнутый мир одиночества. Это будет актуально всегда.
Есть мнение, что театр – это лучшая терапия. Имеет ли для вас эта постановка терапевтический эффект?
Да, совершенно точно. Я учился в интернате для одаренных детей, переживал одиночество, хотя было много профессионального роста. И я хотел всё это высказать, пережить внутри себя. Для меня этот спектакль точно имеет терапевтический эффект. Я хочу надеяться, что для публики тоже.
Менялась ли партитура в процессе репетиций?
Она, скорее, нарастала комом. То есть кардинально не менялась, но мы добавляли немного деталей. Конкретизировали, уточняли и чуть-чуть обостряли некоторые номера. Чтобы лучше расставить акценты, усилить замысел.
В какой-то момент вы срочно вводились как флейтист. Как вы себя чувствуете на сцене, будучи непосредственным участником спектакля?
Я обожаю это! Это первый пластический спектакль, музыку к которому я написал, хотя я уже давно фанат этого жанра. Вы не знаете, как давно я мечтал сделать пластический спектакль.
Я уловила некоторые музыкальные образы в вашей музыке. Что это за образы?
Могу сказать, что там в конце есть прямая цитата темы, которую я написал в 13 лет. Ни разу её до этого не использовал и нигде не записывал — всю жизнь знал наизусть. Есть цитата из моего симфонического сочинения, оркестранты сразу его узнавали, из «Чайки-необычайки». Это такая байкальская сказка очень трагическая, красочная, ночная с северным сиянием. Мне показалось, что в колыбельной уместно использовать цитату оттуда.
Может, кто-то услышит паттерны… нет, не хочу фамилии называть! Потому что элемент узнавания и есть творческий процесс, понимаете? Если я вам скажу, я направлю ваше мышление, вы будете это искать. А если вы это уже слышали и вдруг начинают всплывать в сознании аллюзии на какие-то сочинения, это и есть творческий процесс. Это и есть удовольствие.