Расскажите о ваших взаимоотношениях с музыкой в этом спектакле.
Мы с композитором Яном Крулем не были знакомы, он как-то сам вышел на меня. Сказал, что у него есть музыкальный материал. Изначально это были только зарисовки на синтезаторе. Инструментально там мало что выражалось. Но я помню фильм Андрея Тарковского «Иваново детство», он на меня, конечно, произвёл большое впечатление. А музыка Яна перекликалась с Тарковским, двигалась в том же направлении и как-то это сошлось в моей голове.
Я решил, что мы пойдем через восприятие сна на физическом плане, через взаимосвязь внешнего мира с внутренним. Всё делалось по ходу. Мы репетировали под фонограмму. С музыкантами перед премьерой прошла только одна общая репетиция. Мы собрались и я понимал, что там темп другой, звук другой, другое восприятие. Мне живая музыка очень многое даёт.
Основные мотивы, ассоциации, которые Ян ввел в музыку, – страхи, семья, потребность решения каких-то родовых проблем, понимание, зачем человек становится частью рода. Каждый, кто приходит в род, несёт какую-то информацию – либо направляет, либо исправляет какие-то нерешенные задачи других воплощений. Ну и для меня это некое поле общения. Некая родовая спираль – веревки, круги, надписи, а ещё колокол, который считается самым благоприятным звуком.
Какие символы присутствуют в постановке?
Хотя в сюжете есть военная тема, для меня спектакль получился не про войну. Он как жизнь: мать – это мать-земля, Аксинью, сестру, я ввел как любовь, а отец-воин – защитник. Это всё у меня сформировалось в семью. То есть такая защита, оберег, я как бы подвел к ощущению русского духа.
Перед самым приездом сюда мы еще одну маленькую штуку добавили: воин, которого я играю, пытается соединить веревками Ивана, его сестру и мать. Соединить все компоненты внутри себя – любовь к земле, любовь вообще, в любом проявлении, и любовь оберегающую. Отца, сына и святого духа.
Верёвка – это путь, узлы – память, собирание верёвок – это мой жизненный путь. Я думаю, это получилось как самостоятельное произведение. Многие, конечно, прочтут всё по-другому – взаимоотношения отца, супруги, сына.
Какое значение имеет, что исполнители всех ролей – это члены вашей семьи?
Для меня это очень важно. Это разность поколений. Я чувствую родовую взаимосвязь с моим дедом, который погиб в Великой Отечественной войне. Когда я начинаю спектакль, возникает такая внутренняя спираль. Я говорю сыну Савелию, исполнителю роли Ивана: «Ты через этот спектакль общаешься со своим родом». Это необъяснимо, создается некое поле.
Я достаточно рано потерял маму и отца и вот эта связь между нами, тонкая, но до сих пор присутствует. Эти люди пришли и ушли, но некое соединение останется навсегда.
Вы говорите, что ориентировались на одноимённый фильм Андрея Тарковского. Что именно вас вдохновило и какие краски из фильма вы добавили в постановку?
Переход. Почерк. Уход из материального бытия в иллюзорность, он объединяет всё и это мне очень близко. И я увидел взаимосвязь каких-то предметов – вода, колодец, яблоки. Потом речь Ивана, когда он репетирует, как встретится с фашизмом, со своим страхом, как он его победит, а потом как он не может превратить свою ненависть в реальность и наступает прощение. Для меня это самый сильный момент. Ещё от Тарковского здесь визуальная подача, чёрно-белая картинка.
Как рождалась хореография? Вы шли от музыки?
Не всегда. Хотя в основном я действительно иду от музыки – там заложена некоторая информация. Для меня главное впитать её в себя и отдать телу через импровизацию. То есть разум впитывает, обрабатывает, а потом нужно просто довериться телу. Не мозгом думать, а отпустить тело, чтобы оно через ДНК, через, опять же, некие родовые штуки начало двигаться, именно в унисон с музыкой. Важно искать разные колебания – маленькие, большие. А когда разумом начинаешь думать, очень сложно процесс идёт.
Сначала возникает элемент импровизации, потом некий поток. Ловишь поток, входишь в него. Вот, пошла мизансцена, ты её просто делаешь, делаешь, набираешь, набираешь, потом где-то раз, стоп, давайте к следующей, это больше не будем делать.
Конечно, сначала очень долго находишься наедине с музыкой. Много мыслишь в репетиционном зале. Подвигался, потом опять слушаешь-думаешь. Такой процесс, без определённой формы. Так происходит в любой постановке. Ты просто ходишь всегда с этой музыкой. Спишь, тебе снятся какие-то мизансцены, образы, ты с этим встаешь, едешь своим маршрутом, преподаёшь студентам… Потом мысль приходит. И пока её не родишь, она будет всё время присутствовать. А когда их несколько, ещё сложнее.
Как происходит момент фиксации движения, понимания, что достаточно? Поток повёл тело, а что происходит потом?
Всё здесь и сейчас. Никогда нельзя остановить и сказать «всё, мы закончили». Нет. Перед каждым показом что-то ещё происходит. Например, на репетиции я вижу, что чего-то мало. А вот здесь, вижу, что надо прибрать, а там расширить, элемент добавить какой-то, взаимосвязь с декорацией или что-то ещё.
Воин, ваш персонаж, совершает много поддержек. Какой смысл и символизм это несёт?
Иван интуитивно требует какой-то поддержки взрослого. Ему не досталось любви. Мама ушла, отца потерял, он ищет любви в других – в воинах. Пусть она приходит в каких-то жёстких проявлениях. Воины ему заменили отца. Иван повзрослел, потерял детство. Ему хотелось это детство обратно вернуть.
У меня в этой роли сочетаются нескольких мужских ипостасей. Отец, учитель, и, может быть, тот человек, который будет говорить с мальчиком на «ты». Но я в любом случае чувствую себя там отцом. Когда Савелий бежит ко мне в поддержку, конечно, я даю ему отцовскую любовь. Ничего наигранного нет, всё настоящее.