Вы работали в «Театре-театре», основная часть репертуара в нём – музыкальные спектакли. Сейчас вы работаете в драматическом театре. Что вам ближе, существование в какой форме? Почему выбрали Псков?
Так получилось, что нас собирал Владимир Львович Гурфинкель для стажёрской группы. Мы работали на малой сцене, нас было 22-25 человек молодых ребят. На нас ставили эксперименты современного театра. На большой сцене были музыкальные спектакли, а мы работали, скажем так, в драматическом театре. Так что у меня особо ничего не поменялось, когда я переехала в Псков. Так сложились обстоятельства, что я собиралась уходить из «Театра-театра» и я узнала от Андрея Львовича Пронина, что в театре будет набор молодых артистов, я ему написала и приехала на прослушивание.
Это ваша первая работа с Петром Шерешевским? С чего началось ваше знакомство? Видели ли вы спектакли Петра Юрьевича до того, как стали с ним работать?
Я не видела, но слышала, что когда-то он привозил «Маленькие трагедии» по Пушкину на пушкинский фестиваль. Я только слышала про него, что он хороший режиссёр, и, конечно, когда тебе такое говорят, хочется поработать и узнать, что это такое.
Сразу нашли взаимопонимание?
С ним очень легко, очень комфортно, когда он даёт какие-то задачи, он до конца объясняет. Нет такой ситуации, когда ты постоянно ходишь за режиссёром и спрашиваешь: «Скажите, что я не понимаю?», с ним входишь в одну волну, вы вместе «плывёте» и ты сразу понимаешь, что ему надо и что он хочет.
То есть это сотворчество, а не диктаторство?
Да, сотворчество. Петр Юрьевич отталкивается от артиста, от личности и как-то двигает роль, и это здорово.
Сложно ли было работать с камерой? Заставляет ли камера как-то перераспределяться актёрски в пространстве спектакля?
Не было таких проблем, потому что Петр Юрьевич выстраивает спектакль сначала в репзале. Мы знали, что будут камеры, но они появились буквально в последний момент, недели за две до выпуска. До этого мы работали актёрски в замкнутом пространстве, не нужно было сильно что-то «подавать». Когда мы выходили на большую сцену, камеры не мешали, единственное, что, конечно, ты иногда забываешь про них, а тебе говорили: «Поверни сюда голову, ты от камеры работаешь» и всё.
Я знаю, что с Евгением Терских, кроме как в «Ревизоре», вы работаете ещё в «Отелло», и, насколько я знаю, будете работать в «Село Степанчиково и его обитатели». Это уже устоявшиеся партнерские отношения, так что вы идете парно в какой-то спектакль или это каждый раз случайность, что вы работаете в партнёрстве?
Есть такая штука. Мы же и пришли в театр с Женей в один период. У нас есть два или три спектакля, где мы не вместе играем, но это очень забавная, странная закономерность, что нас так «закидывают» и мы уже привыкли друг к другу. Работать вместе нам легко и интересно.
Мне кажется, это здорово, когда работаешь с одним партнером по сцене, как-то и надёжнее, и если партнер внимательный. Я разговаривала с Евгением и мне показалось, что он именно такой сценический партнёр и что на него можно положиться…
Да. В нём очень чувствуешь уверенность, особенно это было в «Отелло», чувствовалась поддержка. В нем есть внимание, есть жизнь на сцене и такое понимание, как «петелька – крючочек». И вот он как раз дает вот эту петельку, за которую ты цепляешься крючочком или наоборот.
Давайте вернёмся к «Ревизору» и поговорим про образ Марьи Антоновны, который Шерешевский предлагает в своем спектакле. Он очень отличается от устоявшейся традиции. Как вы отнеслись к тому, что ваша героиня испытывает к Хлестакову не взаимную привязанность? Это получается драматично или даже трагически.
Мне это прочтение было понятно, потому что изначально, когда мы разбирали первую сцену и у нас было вот это застолье, я уже понимала, что это другая форма – более современная. Мы собирались с Петром Юрьевичем и он спрашивал меня, какой я вижу Марью Антоновну, и у меня в голове возникла «золотая молодёжь». Они могут себе все позволить и не думают, что это деньги родителей, и начинают вести себя подобно родителям.
И когда мы подошли уже к финалу, у меня не было сопротивления, потому что весь спектакль шёл к этому. Это остро, современно и сейчас это действительно одна из проблем. Учитывая, какой человек Хлестаков, я понимала, что такая ситуация в нашей жизни возможна.
Говорят, что актёр – это адвокат своей роли. Оправдываете ли вы свою героиню, сочувствуете ли вы ей? Какие отношения у вас с ней внутренне сложились?
Это постоянные «качели», потому что, в общем, мне её жалко. Когда она понимает эту ситуацию, она до последнего надеется на отца, что он поможет. Сложно принять предательство родителей. Получается, что дети несут ответственность за их грехи и она поплатилась за то, что ничего не делала и оказалась чистым и невиновным человеком в этой ситуации.