Ольга Васильева

«Адам и Ева», Проект «Vasilevadanceco», Санкт-Петербург

Фото: Виктория Назарова

О личной номинации

Привет, Оля! Рада тебя видеть и слышать. Поздравляю с номинацией!

Привет, спасибо!

Если не ошибаюсь, это не первая твоя номинация?

Да, у меня уже была номинация в 2019 году, как хореографа за спектакль «Мы», который я поставила для танцевальной труппы воронежского Камерного Театра, Спектакль был номинантом и четыре сезона шел в репертуаре театра. 

Но как будто бы эта номинация более личная?

Проект VASILEVADANCECO существует уже два года. Я являюсь его основателем, развиваюсь в нем как хореограф, принимаю участие в продюсировании спектаклей. Конечно, это новый уровень, совсем другие процессы внутри и вовне. Я очень самостоятельна сейчас в этом проекте, имею возможность быть внутри всех процессов, связанных с подготовкой, выпуском и дальнейшей жизнью спектакля. Я многому научилась благодаря проекту. 

Мне нравиться думать, что в жизни есть определенные «ступеньки», по которым мы поднимаемся и растём. И случись лет пять назад такой… замес (смеётся), который сейчас  есть в моей жизни, я, наверное, была бы обескуражена в хорошем смысле. Каждая ситуация, проект, фестиваль или в целом события в жизни — это все личный рост и развитие, твое становление. Без того, что случилось раньше, не было бы всего того, что происходит сейчас. 

С чего начался спектакль

Я читала, что на спектакль тебя вдохновила фотосессия ребят, которые в дальнейшем и стали танцовщиками в твоей работе. Расскажи поподробнее, что такого ты увидела, что зацепило, что дало толчок мысли?

Бывает такое, что ты встречаешь какого-то человека, и у тебя случается влюбленность в него, не обязательно в романтическом плане. Сразу подключается воображение, тебе нравится в этом состоянии существовать, думать, позволять своим мыслям быть и развиваться.

Что я тогда увидела?.. Во-первых, невероятную магию присутствия двух людей в одном пространстве. При этом, я их лично не знала. Почувствовать их через фотографию получилось очень остро.

Во-вторых, — образ первых людей на земле. Он сначала как-то шутливо пришёл. В моей творческой  жизни многое начинается так. Первые люди — какими они могли быть? Все сложилось с настроением и с телесными ощущениями.

У Вики [Назаровой — фотографа и лучшей подруги Оли Васильевой — прим. ред.] особый взгляд на человека, на фотографию. Мы с ней очень много говорили о божественном, о моментах, которые случаются в жизни людей. 

Еще мы с Викой однажды встретились во Флоренции, ходили в галерею Уфицци. Эти впечатления для меня тесно связаны с историей Адама и Евы. В галерее ощущалось что-то прекрасное, фундаментальное, возвышенное. 

Я сейчас чувствую единую историю: Вика, её фотографии, Юлиана и Максим, Адам и Ева, Флоренция, наш спектакль. Знаешь, это первый раз, когда я всё ощущаю так ярко, прямо сейчас, когда говорю об этом. Представляешь, если бы она не сфотографировала ребят? Или не показала бы мне эти фотографии? Это так здорово и волшебно, цепочки событий приводят именно туда, куда должны привезти.

Получается, спектакль родился под влиянием органики конкретных исполнителей?

Да, всё очень удачно произошло. Несмотря на то, что были жизненные обстоятельства, препятствующие встречам, ковидные ограничения, маски и QR-коды. Первые показы были при ограниченной рассадке зрительского зала. 

Это моя первая большая работа после декретного отпуска. Мой первый опыт, когда было столько времени наедине с собой, чувствовать жизнь как-то иначе, осознать себя нового. Всё так сложилось, что получилось очень замедлиться, особенно после быстрого темпа жизни, в котором я жила. Это время дало мне ясное, очень чистое понимание, что я хочу дальше делать.

Когда меня спрашивают что-то вроде: «А что бы вы хотели для спектакля дальше?», мое воображение очень классно рисует, что вот сейчас Максим и Юлиана танцуют этот спектакль, какой-то период он живёт. Потом мы собираемся вместе спустя пятнадцать, двадцать лет и они танцуют спектакль снова. Исполнители будут те же, но и совсем другие, с новым опытом жизни. Мне как-то очень тепло от этой мысли.

Как началась ваша работа?

После того, как я написала ребятам, что хочу с ними делать спектакль  и они согласились, мы мгновенно соединились в векторах движения. Очень ценно и важно для меня, что мы сразу стали доверять друг в другу в творческом процессе.

Мы делали спектакль полгода, не каждый день, конечно, но всё равно длительность процесса ощущалась очень по-новому.  Такой процесс – подарок. Когда и у хореографа и у танцовщиков есть время, ресурс побыть в этом, поискать, поплавать. 

Когда уже  стали понятны очертания спектакля, я позвала Елену Лескову, в то время она курировала программу «Новый танец на Новой сцене» [Новая сцена Александринского театра – прим. ред]. Мы показали ей спектакль и начались переговоры о возможной дате премьеры. 

Спектакль лично мне ценен и удивителен тем, что я выбрала в нем использовать и хореографию, и импровизацию. Спектакль очень чуткий к моменту во времени. Каждое событие в нашей жизни находит отражение внутри ткани спектакля. 

Мне важно, чтобы зритель погружался в нашу работу, ловил соединение божественного, необъяснимого, к чему сложно подобрать слова, с тем, что мы делаем каждый день. Это такое балансирование между двумя полярными понятиями. Мне сейчас самой близки эти ощущения.  Соединение бытового и божественного это то, что меня привлекло в образах Адама и Евы. У нас есть красивая история, но никто не знает, что в этой истории было на самом деле. 

О пластическом рисунке и цветах

Расскажи немного о лексике. У тебя красивый и очень узнаваемый почерк в хореографии. Как вы искали движение для спектакля, над чем работали, на чём фокусировались? Было много поисков внутри бытового жеста, верно?

Знаешь, возможно, вот ты посмотришь спектакль и даже не увидишь бытового жеста как такого. Он скорее как подтекст, как основа, от которой мы отталкивались. Я люблю искать движения от бытового жеста, мне нравится с этим работать.

Для каждого человека  определенные жесты считываются по-разному. Каждый жест влечет за собой личные воспоминания и ассоциации. Интересно находиться внутри этих воспоминаний, искать телесный отклик.  Наверное, это близкий мне путь коммуникации с миром.

Расскажи, как родилась грандиозная инсталляция на сцене? Это была твоя задумка, ощущение или пришло от Павла [Брата, сценографа и художника – прим. ред]?

Там очень простая история. Я рассказала Паше о спектакле и спросила: «Хочешь сделать райский сад на сцене?». Он согласился.

У меня не было ни единого запроса, как это должно быть. Были условия: два танцовщика в пространстве, им нужно место, где танцевать (смеётся). А как сцена будет выглядеть, из чего это будет сделано, это все было на Паше. 

Паша не был театральным художником, когда мы начали работу, а сейчас у него уже третий проект в театре! Это тоже очень классно, рада за него.

Спустя какое-то время он прислал мне наброски, сделанный макет и мне всё это очень понравилось. Инсталляция живая, Паша каждый раз её немного по-разному монтирует, в зависимости от площадки. Это влияет на ткань спектакля и это круто.

О рассказе на кухне и умении радоваться мелочам

Если не танцем, то как бы ты рассказала эту историю?

Мне как-то на ум сразу приходит стихотворный формат. Язык тела – довольно поэтичный.

Слушай, наверное, на кухне, за чаем рассказала бы  эту историю (улыбается).

Ночные кухни это же что-то такое очень теплое, интимное, приглушенное. Время замедляется и у тебя есть возможность слышать, слушать  и чувствовать. 

Что бы ты пожелала зрителю, который идет на спектакль?

Мне бы очень хотелось, чтобы зритель  во время спектакля замедлился и порадовался простым и важным вещам: он жив, он дышит, может наслаждаться жизнью и любить.

Я невероятно счастлива, что этот спектакль есть, именно такой, именно сейчас. Я  счастлива, что спектакль живет и  его видит зритель. Я хочу этим счастьем делиться с людьми.

Оля, спасибо тебе большое! Очень тёплое и нежное ощущение от диалога с тобой. 

Спасибо большое. Я получила удовольствие.