Кристина Тихонова, Сергей Скобелев

"Молодость", Драматический театр, г. Тюмень

Как вы готовились к своим ролям в «Молодости»? Например, в спектакле есть отсылки к фильму «Молодость» Паоло Соррентино. Может быть вы как-то его вместе разбирали?

Кристина Тихонова (далее КТ — прим. ред): Кажется, никак особенно не готовились. Получили роли, начались репетиции.

Сергей Скобелев (далее СС — прим. ред.): Ну, естественно, Тургенева читали.

КТ: Конкретно этот фильм мы не разбирали, но много смотрели. Данил (Чащин, режиссёр спектакля — прим. ред.) нам давал какие-то ссылки на видео, мы смотрели фильмы, клипов современных много смотрели, вообще погружались в молодёжную культуру, к которой лично я не очень близка. Как-то так. Читали, смотрели, изучали, но разбирать — не разбирали. Он просто, для создания настроения, говорил, что посмотреть или послушать, не объясняя особо.

СС: В санаторий мы ездили ещё.

КТ: Да, ездили в пятизвездочный санаторий, посмотреть, как там люди отдыхают , потому что у нас всё происходит в санатории (Данил Чащин перемещает героев пьесы Ивана Тургенева «Месяц в деревне» в современный дом отдыха — прим. ред.). Хорошо там, в санатории.

Данил рассказывал (см., например, интервью для MASKBOOK — прим. ред.), что многое создавалось на репетициях, в этюдах, в том числе самими актёрами. Какие решения, элементы спектакля, образов были именно вашей инициативой?

СС: Если честно, я уже не помню, что конкретно. Это наверняка всегда касается каких-то поворотов эмоциональных и, в том числе, мизансценических. Скорее всего. Я, честно говоря, не помню, кто придумал, например, использовать палки для скандинавской ходьбы (в спектакле герои занимаются спортом, в том числе, скандинавской ходьбой — прим. ред.), ещё что-то.

КТ: Мы вместе сочиняли. Даня в одном из интервью сказал, что для него поставить спектакль — как на пикник поехать компанией. Он вот пикник придумал: кто-то мясо привёз, кто-то шампуры, кто-то гитару. И случился пикник. В нашем случае — спектакль. Всё сложилось. Вот так мы, собственно, и сочиняли: все вместе.

А чем вам близки ваши герои (Кристина играет Наталью Петровну, у Тургенева хозяйку дома, Сергей Ракитина, друга семьи, поклонника Натальи Петровны — прим. ред.)?

КТ: Ну, мне Наталья Петровна близка по возрасту. Тому, который задал режиссёр. У Тургенева ей двадцать девять лет, но в современном мире говорить об ушедшей молодости в неполные тридцать просто смешно. И моя героиня имеет тот же возраст, что и я. Ну и многие черты ее характера, особенно нелицеприятные, тоже есть в каждой современной женщине. Просто мы их стараемся скрыть в повседневной жизни, а на сцене режиссёр намеренно их показывает.

СС: А Ракитин что, он просто я, да и всё на самом деле. Он созвучен со мной, так как мы совместно с Даней решали образ. Соответственно, он молчаливый, например. Очень много текста из пьесы у нас ушло, как у Натальи Петровны, так и у Ракитина, Произошло купирование серьезное. Как говорится, отсушили нужное, и всё. Много монологов, диалогов убрано, и вот лаконичность и молчаливость моего героя мне близки.

Во время спектакля у вас постоянная физическая нагрузка (актёры много бегают и занимаются спортом — прим. ред.). Вам это помогало или мешало?

КТ: Для образа помогало. Наталья Петровна гонится за своей молодостью, пытается ее догнать и скандинавской ходьбой, и на беговых дорожках, и в СПА. Но мне сначала было тяжело: я, человек к физической нагрузке не привыкший, специально пошла в спортзал, начала тренироваться.

СС: У меня всё по-другому совершенно. Наоборот, приходится изображать человека, которому тяжело всё это.

КТ: Вот Сереже не тяжело, например, он человек спортивный.

СС: Да, приходится подыгрывать, представлять себе, как это.

КТ: А мне сначала было искренне тяжело.

Я читала в ваших прежних интервью, что вы не сразу вдохновились идеей Данила, его взглядом на спектакль. Что стало переломным моментом в вашей совместной работе, что помогло всё-таки настроиться на одну волну?

КТ: Вообще, когда Данил предложил театру эту пьесу, мы были в некотором недоумении. Ну, не перечитываешь же Тургенева постоянно. Насколько я его помнила по институту ещё, скука же неимоверная. И герои одно и то же повторяют. Шестьдесят страниц страданий. И, когда Данил сказал, что это будет очень весело и смешно, было удивительно, конечно.

СС: И по длительности полтора часа — час.

КТ: Да, и в одном действии. А потом на первой репетиции он объяснил нам, что это все будет в санатории, что будет перенос в современную жизнь, и что он всю историю сожмёт, уместит в одни сутки… У нас же весь спектакль происходит в течение суток. не месяц в деревне, не неделя, а сутки. И я, честно говоря, не могла представить, что можно Тургенева вот таким образом сделать. Сначала некоторое отторжение было. Да ещё Даня постоянно использует в своей речи модные словечки, слэнг, смысл которого я в гугле подсматривала, потому что не очень понимала, что он говорит. А потом, когда это стало родным, язык стал более ясным, и мы начали понимать, что всё происходит здесь и сейчас, то дальше уже было все равно: санаторий это, дискотека, фитнес-центр.

СС: Просто он нас на самом деле убедил. Да, я согласен с Кристиной. Действительно, я Данила помню ещё студентом, потом вот он уехал и вернулся уже режиссёром сюда (Данил родом из Тюмени, в 2011 году окончил местную Академию культуры, до поступления в магистратуру Школы-студии МХАТ активно работал в Тюмени — прим. ред.). Естественно, было некоторое недоверие, надо признаться. Но он смог убедить нас и себя, что мы это можем. Он на самом деле с профессиональной точки зрения убедил нас, что это возможно. И убедил в том, что он режиссёр всё-таки. И я думаю, что мы накопали что-то. Всё очень просто: играем спектакль искренне и про себя. Больше ничего.

Как вы относитесь к переносу классики в современность? Считаете ли вы, что современному человеку лучше преподносить классическую литературу в более актуальном виде, или стоит всё-таки оставаться в рамках традиционного театра?

КТ: Все варианты допустимы.

СС: Пусть режиссёры пробуют и так, и эдак. Потому что, на самом деле, есть в публике люди, которые не понимают, почему так можно трактовать, и отрицают это, спрашивают, почему Тургенев именно такой.

КТ: Да, говорят — где же Тургенев, где пожухлая листва, где усадьба, кружевные зонтики? Но сама история вневременная, человеческие чувства в ней. Какая разница, где она происходит. Я лично, например, не очень люблю перенос в современность…

СС: Ну, ради выпендрёжа.

КТ: Ради выпендрёжа, да. Я крайне редко видела удачные спектакли, где мне было всё равно, как одет герой, что вокруг него: космический корабль или усадьба и колонны. Но есть очень удачные вещи, понятные. Мы живём в другом мире, нежели герои Тургенева, мы уже так не говорим, так не ходим, такие вещи не носим. И актёру присвоить это непривычное для него тоже сложно, это зачастую превращается в очень плохой театр. А я хочу, чтобы история была понятна мне, и так же близка и понятна стала зрителю, который сидит передо мной, такому же как я, современному человеку.