Ильсур Казакбаев

Фронтовичка, Татарский драматический театр им. Габдуллы Тукая, Большая Атня

Удивительное дело: вы башкирский режиссер, поставили пьесу русского драматурга с татарскими артистами на татарском языке. Почему вы пошли таким сложным путем?

Сложности здесь особой нет, потому что мне приходится ставить спектакли на разных языках. Это не в первый раз. Я ставил башкирскую литературу на бурятском языке, и с казахами ставил спектакль на русском языке в их театре. Это, в принципе, для меня уже обыденное дело. А этот спектакль случился так: 75-летие Победы в этом году, и директор Атнинского театра Ленур Зайнуллин заранее начал думать об этой теме. Он до этого видел мой спектакль по военной тематике, мы созвонились и договорились, что, возможно, получится совместная работа. Меня пригласили в театре, но был другой материал, мне он не особо понравился. Я тогда предложил «Фронтовичку» Анны Батуриной, драматурга, которого много уже ставят. Театр это устроило, и мы начали работать.

Эта гремучая смесь культур как-то отразилась на вашем спектакле? Что в нем от башкирского режиссера, от русского драматурга, от татарских актеров?

Вообще военная тема – сама по себе как бы советская. Все равно там этого деления на национальности особо не получается. Чтобы это доказать, мы один раз попробовали изменить имена героев.

Поменять на татарские имена?

Да, не все, но некоторых персонажей – и не получилось. Первый раз случился такой опыт, когда пьеса воспротивилась, таким переменам. Хотя, казалось бы, ничего такого в этом не было. Был до этого опыт, мы адаптировали какие-то пьесы, но почему-то именно здесь это не пошло. Я думаю, так получилось потому, что тема, проблема и все, что там раскрывается, не привязано абсолютно к национальности. В такой ситуации мог оказаться любой человек. Сюжет пьесы никак не связан с национальностью. Она в принципе вне времени и вне национальных контекстов.

Мы понимаем, что военная тема — она интернациональная, объединяющая некогда народ Советского союза. И все же – с одной стороны ваш национальный бэкграунд, с другой стороны – татарские артисты и их национальный бэкграунд, с другой стороны, очевидно, что пьеса написана русским драматургом. Эти особенности отразились в вашем спектакле или вы, наоборот, старались над ними подняться?

Вообще на эту тему не думал. Бывает иногда, когда это нужно, мы начиняем копать. Здесь это было не нужно. И еще сама история происходит на Урале – и все встало на свои места. Урал, Поволжье, Екатеринбург. Анна (драматург – прим.ред.) сама из Екатеринбурга. Все рядом.

Кто делал перевод пьесы на татарский? Вы говорите по-татарски? Как вы проводили репетиции?

Перевод сделал Марат Хабибуллин, артист театра, он играет Марка Анатольевича. Башкирский и татарский очень похожи, поэтому у меня не было трудностей с языком. В большей степени репетиции проводятся на русском, потому что мы учились в Москве, театральная терминология русская.

Пьесу «Фронтовичка» за 11 лет ее существования ставили такие режиссеры как Николай Коляда в «Коляда-театр» и Марина Брусникина в «Современнике», а также в тульском Театре драмы им. Горького, пермском Театре-Театре и волгоградском ТЮЗе. Не страшно вам было браться за пьесу на этом фоне? Не боялись сравнений? Что из этих постановок вы видели?

В Бурятии еще поставили в Русском театре (Режиссера Сергея Левицкого – прим. ред.). Я случайно наткнулся на спектакль «Фронтовичка» пермского Театра-Театра, он был в интернете. Но у нас абсолютно разные работы. Страха не было, потому что мы больше думали, как бы эту историю сделать интереснее, а оглядываться на других, не было времени. Вживую я ни один спектакль не видел. Кстати, спектакль в Театре-Театре сделал мой однокурсник.

Ваш спектакль – это немного культурно-исторический квиз. Действие первого акта перенесено в 1947 год (хотя в пьесе указан 1946 год). Фильм «Золушка», который идет фоном всего спектакля, снят в 1947 году. «Весенний марш» — песня, написанная в 1947 году для фильма «Весна», снятого в 1947 году. Вы специально накидали «пасхалок» для внимательного зрителя или это совпадение?

Это была идея художника Альберта Нестерова с образом Золушки. Сначала мы хотели использовать другой фильм начала 20-го века, английский, кажется. Но он был неясный, даже если его полностью посмотришь, не поймешь, что это Золушка. Была проблема нестыковки времени: пьеса написана про 1946 год, а советский фильм «Золушка» вышел в 1947 году. Поэтому у нас есть титры, которые определяют год и место действия. Подбором песен к спектаклю занимался композитор Магуля Мезинова. И наш хореограф Ольга Даукаева, тоже очень дотошный человек, смотрит, чтобы в спектакле все совпадало со временем. С фильмом «Золушка» есть много совпадений – его идея появилась, когда в 1944 году режиссер фильма Надежда Кошеверова приехала в Москву из эвакуации и встретила Янину Жеймо, маленькую, напуганную — и предложила ей сыграть Золушку. И, если я не ошибаюсь, даже костюмы были из берлинского театра, которые конфисковала Советская армия в 1945 году. Потому что ничего другого не было. С этим фильмом много чего связано. Если бы создатели опоздали где-то на полгода, они вообще не смогли бы снять этот фильм.

Как вы думаете, сколько зрителей разгадали вашу идею?

Мне кажется, вы первая. Потому что никто не копался и не говорил. Я думал, что никто в принципе не заметил. А нет! Значит, придется всегда так следить.

У главной героини спектакля очень «говорящая» фамилия – Небылица. Словарь Ожегова толкует слово «небылица» как «шуточный рассказ о том, чего не может быть, не бывает».  А между тем и пьеса основана на реальных событиях, и спектакль получился весьма реалистичным. Что для вас заложено в фамилии Небылица?

Когда мы учились, нам тоже говорили: «Обращайте внимание на фамилии». Когда я ставил спектакль, думал, а как это мне использовать, что мне в этой говорящей фамилии Небылица? Для меня она особо не прозвучала. И самое интересное — зритель ее не воспринимает как Небылицу. Ее Марья Петровна больше все называют, Маша. В этой пьесе как-то… Ведь все же было! Героиня пришла, ребенка потеряла, все реально. Мы когда выпускали спектакль, выходил фильм Кантемира Балагова «Дылда». И очень хотелось посмотреть, мне казалось, что это что-то близкое. Там тоже женщина возвращается, тоже ребенок погибает.

Надо сказать, что ваша Марья Петровна чем-то похожа на главную героиню фильма. Он тоже немножко отстраненная, словно окруженная коконом.

Да, есть что-то такое. У нас была проблема именно найти эту героиню. Я думал: «Где в башкиро-татарском театре я такую найду?». Потому что и ее напускная грубоватость, и какая-то резкость, не особо близко для нашего менталитета. Я смотрел фотографии и думал, где такую актрису найти. Когда я приехал в театр, там были пять актрис, которые по возрасту подходили, и четыре что ли дня они просто читали. Так, когда я с Разилей (исполнительница главной роли – прим. ред.) определился, мы начали разговаривать, и мне показалось, что я не ошибся.

Какая основная черта в Марии Петровне для вас ценна? И что ее отличает от других от остальных персонажей?

Какая-то непродажность, неподкупность. С такими людьми очень трудно же жить. Она идеалистка, перфекционистка. Ты можешь даже с такими людьми конфликтовать, но внутреннее   уважение к ним есть.

А вообще, мне очень повезло с Разилей, которая воплощает главную героиню. Она такая актриса, про которых у нас мастера говорили «думающий актер», именно думающий на сцене. Её органика вместе с этим умением дает удивительный результат. Она большая молодец. Я могу сказать, что мне с Небылицей повезло. С моей Небылицей мне повезло!