Весной из-за пандемии коронавируса двери театров закрылись. После затянувшегося перерыва театры возобновляют работу. В сентябре фестиваль «Золотая Маска» открыл 26-й сезон. Казанский зритель не остался в стороне от программы и в период с 22 сентября по 6 октября имел возможность посетить знаковые московские спектакли: «Сон в летную ночь» театра «Мастерская Петра Фоменко» и «Добрый человек из Сезуана» Театра им. А.С. Пушкина. Большие гастроли планировались задолго до локдауна, но в актуальных условиях смогли привезти в Казань только два спектакля. Тот случай, когда лучше меньше, да лучше — два театральных блокбастера, два показательных для всего современного театра события.
На пресс-конференции по случаю открытия «Золотой Маски – 2020» генеральный директор фестиваля Мария Ревякина отметила: «Это совершенно две полярные работы разных режиссёров с великолепнейшими актёрами, которые дарят величайшее наслаждение и оставляют невероятную память».
«Мастерская Петра Фоменко»
Гастроли «Золотой Маски» в Казани начались спектаклем «Сон в летнюю ночь» московского театра «Мастерская Петра Фоменко». В 2016 году постановка стала лауреатом премии в номинации «Лучший спектакль в драме, большая форма». Самая волшебная и романтическая комедия Шекспира в постановке Ивана Поповски стала поворотной для «Мастерской», точкой возрождения театра.
Спектакль воздушный, свежий и искрометный, полный любви и ревности. На сцене — головокружительная свобода, хаос, в котором буквально перемешались люди и эльфы, что так точно передает зеркальность и непостижимость мира.
Основной материал, который используется для оформления спектакля, — пыльно-серое полотнище, в котором скрыт огромный выразительный ресурс. Из него сделаны и афинские колонны, и деревья сказочного леса, двигающиеся навстречу влюбленным и качающие их в легком танце любви и молодости, танце жизни. Вольном и открытом. Все зыбко и пугающе, но так волнующе.
Действие обхватывает все пространство театра: зрительный зал, проходы, балконы. Актёры работают словно цирковые гимнасты. Их игра — это акробатический полет, они парят над зрителями, манят и вовлекают в пестрый клубок событий, со сцены веет колдовством. С иронией и сумасшедшей легкостью транслируются сложные переплетения шекспировских страстей. Актёры умирают от ревности и сгорают от любви.
В спектакле нарочито стёрта граница между сном и явью. Прислужницы Титании порхают как светлячки, убаюкивают царицу сказочной музыкой. Шёпот эльфа Робина дразнит и дурманит до беспамятства юных героев —любовный четырехугольник, помещенный в центр сюжета: Гермия (Вера Строкова), Лисандр (Александр Мичков), Елена (Сирофима Огарёва) и Диметрий (Юрий Буторин). Неопытные, порывистые и азартные. Сон разматывает клубок болезненных страхов, скрытых эмоций. Сон освобождает разум, отпускает мечтания и эротические грёзы.
Хрупкость черты между реальностью и фантазией режиссёр явственно подчеркивает всеми доступными ему средствами, в том числе двойными ролями. Карэн Бадалов играет Тезея и Оберона, Гали Тюнина — Титанию и Ипполиту, Амбарзум Кабанян — Филострата и доброго малого Робина.
Этот многоголосный, многослойный, добрый, озорной, эффектный и выразительный спектакль о любви, которой покорны все. Так Оберон, страж сновидений, погружает в мучительный, но в тоже время восхитительный сон не только ошалевших любовников, но и Титанию, которая влюбляется в Ника Мотовило с ослиной головой. Ее волнистые волосы цвета солнечной ржи будут щекотать и ласкать ткача, пока не надоест Оберону.
Спектакль «Мастерской Петра Фоменко» — это игра, которую не хочешь останавливать, сон, когда не желаешь просыпаться.
Театр им. А.С. Пушкина
Чувствовать правду, быть способным к импровизации, существовать свободно, реагировать, быть подвижным, быть разным, неожиданным, легким, отчаянным… Всё это Юрий Бутусов. Он создает пространство свободного диалога, где можно без страха выражать свое мнение, соглашаться или быть против. Как существуя на сцене, так и находясь в зрительном зале.
В начале спектакля «Добрый человек из Сезуана» по пьесе немецкого драматурга Бертольта Брехта водонос Ванг (Александр Матросов) в манере эпического театра произносит роковое объявление: «Мир не может больше оставаться таким, если в нем не найдется хотя бы один добрый человек». Миру, висящему на волоске, грозит полное исчезновение. Спасти человечество могут только сами люди, может даже один человек. Но кто возьмется за доброе дело? Кому по силам нести этот груз? Чьи возможности не ограничены?
Художник Александр Шишкин создает на сцене пространство безвременья. Полностью обнажена сцена, сняты кулисы, с двух сторон открыты боковые карманы. Хаотично разбросаны стулья, мешки, небрежно размещена ржавая кровать. Задняя стена сцены активно задействована в качестве проекционного экрана. Из-под колосников свисают засохшие деревья. Свет неизменно приглушен, костюмы лаконичны. Сумрачный Сезуан уныл и некрасив.
Шен Те (Александра Урсуляк) появляется в спектакле из глубины сцены, густо накрашенная, в вульгарном блестящем плаще, на высоких каблуках. Кажется, она немного пьяна, но грядет отрезвление.
Шен Те — и робкая влюбленная девушка, и жертва человеческой наглости, и воительница. Перевоплощаясь в своего жесткого двоюродного брата, она делается похожей на Чарли Чаплина — миниатюрный господин в котелке, в костюме, с нарисованными усами. Её пластика созвучна тревожной и изломанной музыке. С хрипловатым и одновременно нежным голосом она до последнего будет бороться за свое существование, кричать в зрительный зал, пытаться донести сложную философию непростой жизни. Яростный речитатив вырывается из уст Шен Те словно крик души.
Оркестр «Чистая музыка» три часа без умолку исполняют музыку Пауля Дессау в обработке Игоря Горского. Брехтовские зонги звучат на языке оригинала, а перевод на русский язык транслируется красной бегущей строкой. Актёры произносят слова утрировано, припевают их, кажется, как в последний раз. Музыка заглушает текст, заполняя все пространство. В этом безумном и шумном мире никто не слышит друг друга. Мир сошел с ума. Мир позабыл о Боге. Бог у Бутусова — маленькая, хрупкая девушка в огромном бесформенном пальто. Она еле волочит ноги, она ищет пристанище, но никто не впускает её. Она раздавлена, она потеряла свой голос и её не слышат. Она потеряла себя в этом безобразном мире. В разорванных чулках, со спущенными брюками, в беспамятстве она бросает неистово: «Ваш мир жесток! Слишком много нужды. Слишком много отчаяния! Протягиваешь руку бедняку, а он вырывает её! Помогаешь пропащему человеку — и пропадаешь сам!.. Наверно, есть какая-то фальшь в вашем мире».
Сегодня этот укор звучит как никогда злободневно.