Это первый поставленный тобой спектакль. Тебе крышу не снесло, когда узнал, что тебя номинировали?
Вообще, снесло по полной, конечно! И вот практическая польза от номинации была недавно: смог в Москве на спектакль пройти, показав администратору на входе список фамилий на сайте «Золотой маски». Это, конечно, неудобно, но желание попасть было так сильно, что перебороло внутреннюю рефлексию. И вообще у меня желание часто перебарывает все страхи.
Как чувствуешь себя в таком именитом списке номинантов?
Я недавно смотрел «Утопию», и у меня было безумно крутое чувство, что я тоже нахожусь внутри этого театрального процесса, что и я в этом контексте. Это новое чувство для меня, даже не гордость, а кайф. Я не знаю, как нужно ответить на этот вопрос. Номинация – это безумное везение и безумный аванс – обычно же так говорят, да? (Cмеётся). По факту понимаешь, что единственное, что должен делать дальше – это новые работы. Только ими доказывать свою состоятельность. Потому что если следующий спектакль не получится, то никто про твою номинацию не вспомнит. Только новая работа имеет вес.
Ты сделал спектакль в Мурманском театре кукол, где в то время работал актером. Откуда взялся «Ангелочек» Андреева и пьеса Пулинович?
Вообще, в изначальном сценарии было три рассказа: «Мальчик у Христа на елке», «Ванька» и «Ангелочек», все они были объединены идеей одиночества и желания праздника. Но было понятно, что каждая история сама по себе настолько самодостаточна, что объединяя их, можно пропустить важные акценты в каждой. Тогда как раз появилась инсценировка «Ангелочка» Ярославы Пулинович, и стало все понятно.
А художника Валентина Викторова как нашел?
Валентин просто удивительный. На самом деле, я случайно на него вышел. Просто увидел, что художник из Пензы ищет работу, а в объявлении были куклы из спектаклей Владимира Бирюкова, Валентин долго работал в его театре «Кукольный дом» и этих кукол создал. Я недели две ходил и трясся, написать ему или нет, потому что кроме сценария мне нечего было ему предложить. В итоге я дрожащими пальчиками ему написал, что если ему будет интересен сценарий и он захочет сделать эскизы, то с ними я смогу попроситься выйти на худсовет в театре. Валентин дня три не отвечал, я думал, что всё уже понятно, а потом написал, что ему это интересно. Мы начали общаться и подружились.
И продолжаете работать?
Да, буквально на днях у нас вышла премьера в Ханты-Мансийске: мы выпустили спектакль «Мария и кит» по книге Мигеля Гаярдо. Он про особенную девочку, которая общается посредством оживших рисунков. Спектакль об инаковости, о том, что общество совершенно не готово к другим людям. Их особость там выражена в том, что они молчат и общаются посредством рисунков, которые оживают.
Социальный театр тебе интересен?
Это мой первый опыт работы с социальной историей. Я об этом, если честно, еще не думал, просто нашел материал, который в меня попал. Я общался по этому поводу с Яной Марковной Туминой, говорил, что не хочу делать спектакль про болезнь, но хотелось понять, как это сделать. Пришел к ней за советом, она моментально мне всё разложила. А еще с Валентином мы не так давно делали эскиз на лаборатории в Барнауле – «Вишневый сон» по Вадиму Леванову, должны его поставить в следующем году.
Леванов в театре кукол – круто!
Не могу смотреть, как ставят «Шинели» и «Чайки». Я читаю всю программу «Любимовки», что-то нахожу там постоянно и себе откладываю. Сейчас столько материала прекрасного, живого, настоящего! Сижу на белорусской драматургии: читаю Стешика, Савуху.
Я еще когда учился во Владимирском колледже культуры и искусства на актёра театра кукол, то вместо актёрского мастерства очень много смотрел, ездил по городам, фестивалям. Хотел смотреть, у меня была безумная жажда и европейского, и российского театра. Мне и сейчас все очень интересно: смотрю и кукол, и драму, я фанат Бутусова, его монтажа, нелинейного построения и других умных слов. Когда в Москву приезжаю, стараюсь на всё ходить. Я настолько самоучка, что больше на интернете обучен и спектаклях, что увидел. В сети столько мастер-классов, со времен училища приучил постоянно развивать себя, это такой кайф!
А кто твой авторитет?
Резо Габриадзе. Я в принципе пришёл в режиссуру благодаря нему, это мой маяк. Через него я себя исследую, нутро мое проявляется через него. Например, у меня мама всю жизнь работала на хлебозаводе завпроизводством, но только благодаря Резо я понял, что мое детство пахнет свежим хлебом.
Ты сейчас учишься на режиссера в академии в Беларуси, почему именно туда поступил?
Потому что в России не учат режиссёров театра кукол. Ну, учат, но… Мой мастер Николай Николаевич Андреев, работает в театре кукол «Батлейка» в Молодечно, это недалеко от Минска. Каждую сессию я привожу ему материал и должен его доказывать, для меня это очень ценно. С ним я не боюсь быть собой, я могу понять что-то про себя, потому что на самом деле я про себя ничего не понимаю.
Учишься заочно и работаешь актёром в Красноярском театре кукол, расскажи про актёрскую сторону.
У нас недавно ставила Като Чато, режиссер из Венгрии. Это было круто! Такой уровень плотности управления куклой – в России такого вообще нет. Като стала мне родным человеком, она сказала, что нужно делать спектакли о том, о чём у тебя самого болит.
Что у тебя болело в «Ангелочке»?
Наверное, мне была важна история родительского тепла. Мама нас с сестрой воспитывала одна, должна была зарабатывать деньги, чтобы нас прокормить. Это не могло не сказаться на мне, наверное. Но, конечно, это не проговаривалось при постановке, это что-то интуитивное. Важно, чтобы спектакль провоцировал на сближение родителей и ребенка, семьи в принципе.
Я максимально пытаюсь отстраниться от всех терминов, от понятий характера. Для меня самое важное приходить к тому или иному термину посредством опыта, поэтому я ставил актерам задачу не играть характер – в «Ангелочке» все уже было заложено в кукле. В какой-то момент я сам ввелся на роль чахоточного отца, ощущение его болезни я хотел передать не через кашель, а через походку, скрип суставов.
Нужно ещё так сыграть куклой, чтобы зрители поняли, что герой болен, а не просто актёр не умеет марионеткой управлять.
Ну, вроде бы не испортил тогда спектакль. (Смеётся). Мне важно понять, почему герои такие, какими они стали. Всё равно есть недоверие к тексту автора, есть сомнения во всём, у меня нет конкретных ответов. Для меня убийственно, когда режиссёр приходит и пытается свои гениальные идеи на всех переложить. Когда делали «Ангелочка», я приходил к актёрам, и мы начинали вместе нащупывать что-то. Момент ощущения полного доверия: когда тебе актёр может сказать что-то, до чего ты сам не дошёл. Важно не то, что ты пересадил свой цветок в другой горшок, а что посеял мысль, которая в них взращивается. Что ты заразил их идеей, в которую они поверили и о которой думают.
А они потом заразили зрителей?
Почему я не люблю литературный театр, театр рассказчика, потому что он не даёт погрузиться в материал на уровне чувств. Ты можешь сколько угодно понимать и анализировать историю, но не можешь откликнуться на неё. Важно, чтобы она проникла в тебя, чтобы ты ощутил эмоции, которые испытывают герои. И ты как режиссёр должен сделать это визуально. А здесь мне не важно время и место действия. Когда мы делали «Ангелочка», так и было – там в куклах и деталях есть некий намёк на эпоху, но мне важна не конкретика, а то, что у всех вещей есть своя история. Какая прелесть в новом столе? Нужно, чтобы было видно, что он жил.
Мне важно, чтобы каждый предмет на сцене был функционален, чтобы декорация работала, чтобы все оживало и жило. Это же смешно, когда мы в спектакле видим натянутое полотно для теневого театра и в какой-то момент на нём и появляется теневой театр.
Ты себя сейчас позиционируешь как актёра или режиссёра?
Даже работая актёром, позиционирую только как режиссёр. Более того, понимаю, что к моменту получения диплома хочу работать главным режиссёром. Я хочу возглавить какой-нибудь театр, и у меня есть на это основания: в следующем году у меня будет три готовых спектакля, а диплом будет только в 2022 году.
А если тебе дадут театр, что ты там будешь ставить?
Всё, что хочу. У людей столько проблем, хочется посредством театра если не помогать их решать, то хотя бы проговаривать и показывать, что они не одни.