Расскажите, как и когда родилась идея совместного проекта с творческой лабораторией «Угол» и драматургом Диной Сафиной? Какое у вас было первое впечатление от текста Дины?
Родион Сабиров: Первый раз «Угол» предложил нам поучаствовать в летнем фестивале «Город Арт-подготовка» в 2017 году. Мы тогда работали с «Солнечной линией» Ивана Вырыпаева. Затем в «Угле» мы делали «Копеподы. Путь. Исследования» на лаборатории «Аннигиляция». Именно на этой лаборатории мы заразились идеей коллаборации театра и науки, театра и чего-то другого.
Тут ещё надо отметить, что с Инной Ярковой, руководителем творческой лаборатории «Угол», мы учились вместе, наше общение началось ещё в театральном училище. Мы очень рады, что в Казани есть такая площадка как «Угол», которая даёт возможности для поиска нового языка.
Ангелина Мигранова: «5 mm/h», получается, уже наша третья совместная работа с «Углом». Это был финал конкурса «PRO/Движение-2019». Нам изначально предложили сделать читку, ещё было неизвестно, по какой пьесе, ждали, пока драматурги выйдут в финал. В итоге куратор Регина Саттарова дала нам пьесу Дины Сафиной. Позднее мы узнали, что пьеса написана на основе реальной жизни драматурга, у Дины болел отец, долго лежал в онкодиспансере.
Р. С.: Мы вообще привыкли не звонить сразу драматургу с просьбой о помощи, а какое-то время размышлять самостоятельно. Мы с Ангелиной быстро поняли, что этот текст могли бы прочитать наши артисты Марсель Касимов и Анжелика Ермакова, они как раз работали в спектакле «Копеподы. Путь исследования».
А. М.: Сложность, конечно, была в том, что раньше мы с темой онкологии в спектаклях не встречались. Это был очень опасный и сложный для нас вызов. Мы понимали, что важно этот текст не пережать, боялись, что артисты случайно заиграются в нём.
Работа над текстом Дины ещё наложилась на сложный жизненный период. Была осень, а у меня в начале сентября умер дедушка, он до этого тяжело болел. Смерть была рядом, и эту тему совсем не хотелось превращать в театр в традиционном понимании. Тем более, что в отношениях с театральным искусством вообще у нас был какой-то внутренний кризис.
На каком этапе появилась идея разделить звуковой и визуальный план?
А. М.: Тут надо сказать, что мы очень любим Самюэля Беккета. Потому что именно с абсурда и началось творчество нашего «Театра. Акт». Была «Лысая певица» Ионеско, затем «В ожидании Годо». Мы очень глубоко тогда погрузились в эту драматургии.
Как раз в интервью в связи со спектаклем вы цитируете мысль Беккета о том, что человек вчерашний не есть человек сегодняшний.
Р. С.: Да, конечно, и в нашем спектакле есть эта беккетовская тема ожидания, времени, непостоянства.
А. М.: Когда мы начали работать над «5 mm/h», мы вспомнили «Последнюю ленту Крэппа» Беккета. Артист на сцене сидит и слушает всю свою жизнь через аудиозапись. Сначала мы хотели так решить пьесу Дины Сафиной: героев уже давно нет – остались только голоса, и некий человек перебирает кассеты с записями. Потом мы поняли, что из этого тоже возникнет театр, драматургия, чего нам совсем не хотелось. Однако именно эти размышления натолкнули нас на идею с разделением звукового и визуального плана. Тем более, что в пьесе нет ни имён, ни описания жизни героев. Нужно было максимально абстрактное решение.
Как вы работали с актёрами?
Р. С.: Мы до репетиции не давали артистам текст. Они пришли и вместе с нами начали его читать. Это было так легко и точно, что мы с Ангелиной вдруг поняли, что именно от этого и возникает боль. Появляется ощущение момента жизни, которая проходит. Вот тогда решили, что текст мы запишем заранее, а слушать артисты его уже будут только на спектаклях. Чтобы не возникали отстроенные реакции, мизансцены.
А. М.: Получается, они слушают самих себя и подтверждается та самая мысль Беккета о том, что человек сегодняшний чужд человеку вчерашнему. Отчасти получается такой спектакль-медитация. Актёрам, конечно, трудно. Они ведь должны не просто стоять и молчать. Стоять надо, проживая, погружаясь, присутствуя. Всё самое главное выражается в паузах. Ребятам не за что спрятаться, они как под лупой.
Как вы отбирали и записывали звуковой фон?
Р. С.: Было интересно. Основную часть мы записывали на втором этаже Дома актёра. Если зритель на спектакле обратит внимание, он услышит разные звуковые оттенки. Возникает ощущение, как будто какая-то мелодия или лейтмотив звучит. Это мы бегали вниз на вахту и переключали каналы на телевизоре, чтоб создавался фон.
А. М.: Потом мы записывали звук поезда, шелест листьев, шум травы.
Р. С.: Удивительно, что зрители потом на вопрос, какую картинку они видят, рассказывают именно о тех местах, где мы были, о тех цветах, которые присутствовали в момент записи.
Надо ещё отметить, что в итоге спектакль совпал с ощущениями от пандемии. Мы ведь бежали-бежали куда-то, а потом остановились. Он ведь как раз об этом. О том, что надо остановиться и оглядеться.
Как вы думаете, у вашего спектакля может быть терапевтическая функция по отношению к людям, которые также переживают болезнь близких или похожу ситуацию?
Р. С.: Наверное, да, но у нас не было такой задачи. Мы понимали, что тема очень опасная, будут приходить люди, которые столкнулись с проблемой напрямую, а мы тут ещё играть что-то об этом будем. Ведь у Дины же тоже это очень необычно и аккуратно написано, слово онкология в тексте вообще не встречается.
Название спектакля можно трактовать по-разному. Что для вас главное в сочетании «5 mm/h»?
Р. С.: После первого прочтения у нас были разногласия, думали, что есть какая-то определённая концепция в названии «5 mm/h». Мы для себя её на тот момент разгадали. Нам показалось, что «5 mm/h» – это время между секундами. А потом мы узнали, что это опечатка, и вообще драматург назвала пьесу «5 ml/h» – скорость движения лекарства в капельнице во время химиотерапии. Но нас это нисколько не смутило, потому что мы уже своё придумали.