Вы говорили в интервью, что для вас самое интересное в подготовке спектакля – процесс придумывания. Как в случае с «Зулейхой» родилась идея оформления, его метафоричность?
Сложный вопрос… Придумалась наша декорация в форме расколотой звезды. Но как именно – я уже точно не помню. Было много параллельных задач. Про костюмы даже был у меня сон. Приснилось, что в фуфаечку Зулейхи вшиты какие-то фотографии. Зачем? Это не она себе пришила, а есть в ней какие-то предки, родня, это как следы рода. Я до сих пор не могу понять, что это такое было. Но приснилось. Не воплотили это, но какая-то фактура осталась в спектакле – чёрное с блеском, какие-то камушки блестящие на чёрном.
То есть, блёстки, которые есть на костюмах, на деревьях – это оттуда, из сна?
Да, это тоже. Часто бывает так — читаешь текст и появляется в голове что-то. Например, определенный материал, древесина, мешковина. Или что-то прозрачное, нежное чувствуешь. А здесь вот какая-то чёрная грязь появилась и блёстки при этом. Они что-то такое позитивное несут. То есть, Зулейха знает, что их пришли расстреливать, а сама замечает, как у этого человека, палача, снег красиво блестит на воротнике. Какая-то странность. Зулейха почти всё так воспринимает. Раскулаченных везут в поезде в Сибирь – а она там первый раз стихи слышит. Как слова в рифму красиво, оказывается, складываются. Даже когда она тонет, то это для неё что-то удивительное – она первый раз под водой. То есть, такая задача стояла: должно быть красивое утопление. Вспоминается ещё, что в первых же разговорах с режиссёром мы договорились не отказываться от технически сложных сцен. Допустим, затопление баржи. Надо не знаю как, но сделать. Такой вызов: если это придумаем, то оно всему остальному даст эстетику, стиль, решения какие-то. Медведь – спорная вещь, там путаница вышла, но тоже: «Как делать медведя? Давай не будем отказываться от него». Придумалось, что это Муртаза (персонаж романа Яхиной и спектакля, муж Зулейхи — прим.ред.) в таком виде явился. Такой какой-то, наивный ход, но…
У вас часть декораций располагается среди зрителей. Почему было решено распространить в зал пространство спектакля? Не самый употребимый ход.
Я не могу ответить… Просто хотелось, чтобы части декорации вылезали из сцены. До этого тоже были идеи. На сцене возникают неожиданные предметы, например, конструкция вроде лодки висит в финале (она же упоминается в интервью Ильшата Саяхова как «корабль жизни» — прим. ред.). Хотели, чтобы и в зале что-то странное, инопланетное тоже высовывалось. Технически оказалось сложно, так и не сделали. Но остались станки, которые в зал торчат, фуфайки, надетые на спинки сидений. Дома (имеется в виду Уфа — прим. ред.) у нас ещё лес стоит в зале, который тут нам не дали поставить. Фонарики керосиновые тлеют, лампы висят, собаки лают.
Собаки, по-моему, только в антракте? Я читала, что и они есть перед началом, но не услышала.
Нет, и в начале. В Уфе как-то более точно это работает. В зале темновато, лампы горят. Из-за того, что не всё вышло перенести на гастролях, даже какая-то зависть к московским театрам, которые на своей площадке играют.
Я смотрела фотографии разных ваших спектаклей, там достаточно разноплановая сценография. Вообще, вы их чем-то объединяете для себя? Может, подпись какая-то условная есть.
Нет. Но пять лет назад я кому-то сказал, что у меня каждая декорация новая, каждый раз придумываю с нуля, а мне сказали: «Да узнаваемо, что это ты делаешь!» Я так удивился. Даже поменялось что-то во мне. Хотя да, у меня есть деревянные спектакли, есть лёгкие спектакли с тюлями, с искусственными цветочками. Это я знаю – что повторяюсь, тему развиваю.
Сейчас в новосибирском «Старом доме» ставится «Зулейха», там тоже вы художник. Вы осознанно хотели поработать ещё раз с этим материалом?
Да, и театр хороший, и есть интересные мне вещи, которые мы тут не делали. Например, с темой умерших хочется больше поработать. Вообще, планируется более подробная история. Ещё там пространство более сказочное должно быть. Здесь есть медведи, серебряный снежок, но мне хочется тему сказки сильнее развить. Не знаю, насколько получится.
Тут, получается, у вас в костюмах скорее сказка. Красноармейцы из снов, зонтики…
Да. С актёрами даже непонимание сначала было. Один говорит: «Я в подштанниках. Ладно, понятно, меня ночью подняли. Но уже прошло три года – как я до сих пор в них хожу?..» А я объясняю: «Это Зулейха вас так видит!» Как в первый раз увидела, так и запомнила. У самого так. Если вы при первой встрече были в оранжевом пуховике, то я вас потом могу ещё три раза встретить, но вспоминать буду всегда в нём. Вот и Зулейха такими увидела этих людей – мужчину в подштанниках или наивную интеллигентку, которая с зонтом приехала к вагону. И всё, они у неё остались, и так и ходят. А не так, как актёр бытово себя пытается оправдать – два года прошло, тут зима, а я в подштанниках и верхней одежды вообще нет. Так некоторые до конца и не поняли. (смеётся) Хотя зонтик – это не сказать, чтобы какая-то особая сказка. Охота эту сказку доделать. Я сейчас уже больше в новом спектакле, нежели в этом.
А дальше, насколько я понимаю, вы делаете в Башдраме «Гамлета»?
Да. Я пока ещё даже не перечитывал, честно говоря. Вчера как раз купил книгу в новом переводе Степанова, но ещё не открывал. Хотя уже есть сумасшедшие идеи.
Я как раз видела, вы в интервью говорили, что есть задумка – шекспировская Англия, смешанная с кочевниками. Подумала, может быть, это сюда ушло, в «Гамлета»?
Нет, там «Король Лир» был. В Казахстане должны были ставить с Сергеем Потаповым. Идея его – все национальности вместе, киш-миш азиатский, европейский… Хотя мне тоже охота обашкирить Гамлета. Мне кажется, мы здесь в Москве, если кому-то интересны, то именно чем-то своим.
Бывает, что спектакль делается как-то с оглядкой на то, чтобы его потом отобрали?
Да нет, наверное. А как? Вставлять нарочно какие-то тренды? Поговорили в микрофон – и что теперь, всем в микрофон говорить? Хотя иногда что-то берёшь, кажется, что твоё, а… Мы делали «Жанну» Ярославы Пулинович — уже всё придумали, начали репетировать. И в то же время в театре Наций с Дапкунайте премьера. Главное, появилась одна или две фотографии, в интернете ничего нету. Ну, думаем, на премьере сфотографировали, через пару дней выложат. Мы для своего спектакля придумали так – кровать Жанны, покрывало сдёргивается и она превращается в могильную плиту из черного гранита. Потом появляются фотографии Наций и нате, они всё то же самое делают с кроватью. Не воровал никто, но одинаково получилось. А как ставить… Интересный спектакль надо сделать, чтобы на «Маску» попасть. Как ещё? У меня, правда, была шутка: «Хороший спектакль на «Маску» ставим или как всегда?» Шутил, шутил, а доехали.
Тут ведь и книга, которая близка всем. (роман «Зулейха открывает глаза» получил премию «Большая книга» и вызвал большой резонанс, получил статус бестселлера – прим. ред.)
Да. Хотя всё равно в чём-то пришлось буквально книгу иллюстрировать. Это не «Гамлет», которого 150 раз поставили и нужно трактовку делать, потому что нет смысла снова сюжет отдельно рассказывать. А тут даже в отзывах писали – первый раз ставится, у произведения нет ещё сценической истории. В принципе, это же коммерческий проект. То есть, было отчётливое понимание, что зритель пойдёт. Конечно, не думали, что так сильно – за два или три месяца до премьеры были выкуплены билеты. Не после того, как спектакль случился и сарафанное радио сработало. Сразу интерес был и до сих пор сохраняется. И у нас в республике, и в Ярославль мы ездили, там тысячный зал полностью продали. Тоже очень хороший приём был. Даже, по-моему, лучше, чем здесь.
Тут проблема с аппаратурой была. Не у всех заработали «уши».
У нас даже есть смешные истории, как мы приезжаем и говорим: «Через наушники». А люди не понимают: «Зачем?». «Мы на башкирском будем играть» – говорим. «Как на башкирском?!» Написано – Башкирский театр, но это воспринимается как территориальность, а не как язык, на котором спектакли идут. И люди впервые в жизни надевают наушники, которыми пользоваться не умеют.
А в Ярославле первые 15 минут перевода вообще не было. В зале начали кричать: «Остановите спектакль!». Причем, не один человек, много. Актриса работает, на сцену зашла уже, а зал просто бурлит, шевелится. Потом в один момент наладилось и все затихли. Но начало просто кошмарное было.
Мне давно интересно – а почему национальные театры обычно через наушники работают? В иностранных спектаклях чаще всего просто субтитры пускают сверху.
Вопрос сложный – что лучше. У нас есть даже эти субтитры. Но так глаза свободны, ты смотришь спектакль, звук идёт параллельно. Никаких усилий не прикладываешь, чтобы понимать, титры же надо читать. Нам кажется, что так удобнее. Может, мы просто привыкли. Каждый раз об этом разговариваем, перевод остаётся, и каждый раз он первые пять минут не работает…
Можно в финале совсем общий вопрос? А из живописи вы что любите?
Я так сразу не знаю, у меня всё смешалось. И вообще не знаю, люблю ли я живопись (смеётся). В последнее время все подряд смотрю. В этот раз я сходил в музей ГУЛАГа. В конце вышел, как будто избили. Это же тоже выставка.