«Байка/Мавра/Поцелуй феи» — ваша первая работа с Мариинским театром? Как вас пригласили в этот проект?
Да, это мой первый проект в Мариинском театре. В него меня пригласил Максим Петров. Мы с ним ещё за год до того, как появилась идея этой постановки, обсуждали, что мы хотим когда-нибудь сделать что-то. Поэтому совместная работа была делом времени, и вот оно наступило.
Когда вы начинали работать над этим спектаклем, была ли уже понятна его концепция, в которую вы должны были интегрировать костюмы, или и сама идея спектакля, и то, как должны выглядеть персонажи, рождались одномоментно?
Всегда в подобных проектах главный человек – либо хореограф, либо режиссёр. В нашем случае формально режиссёра не было. Но Максима вполне можно назвать режиссёром постановки. Он сразу задал общий вектор, идею, содержание и смысл костюмов, если говорить про мою часть. Я, в свою очередь, предложила цветовую палитру, в которой мы стали развивать и декорации, и все костюмы, и мультипликацию. Но, безусловно, мы постоянно взаимодействовали. Это всегда командная работа. И как бы нас ни разделяли на номинации, спектакль – это общий продукт. Во время обсуждений мы всё равно влияем друг на друга: и сценограф, и художник по костюмам, и художник по свету.
Зелёный цвет и балетные костюмы
В одном интервью вы говорили, что зелёный цвет для вас самый тяжёлый и вы стараетесь избегать работы с ним. В «Поцелуе феи» основной цвет в костюмах именно зелёный. Как он появился в этой постановке и была ли важна в данном случае именно эта гамма?
Зелёный цвет я проработала ещё в своём фильме «Дочь рыбака» [2020 год, Юлдус — продюсер, режиссёр, сценарист, художник и оператор ленты]. Это был основной цвет в фильме. Поэтому уже на момент работы с «Поцелуем феи» зелёный цвет я любила и с ним не было проблем.
Если говорить про особенности костюмов, то пачки девушек в третьей части «Поцелуя феи» (свита Феи III) делает исполнительниц похожими на рыбок: блестящая ткань, словно чешуя, юбки похожи на плавники. Действительно была такая задумка или это игра моего воображения?
Третья свита – это переосмысление классических балетных костюмов. По крайней мере, передо мной стояла именно такая задача. Был взят классический мужской костюм и классический женский с пачкой и трансформирован в некую пограничную историю с полу-воинами в доспехах. Поэтому в данной части скорее не морская тематика, а идея супергероического костюма. Это связано с тем, что персонаж третьей Феи подразумевает некую воинственность, которая переходит и на Юношу. Ведь он проходит стадии трансформации личности посредством встречи с каждой Феей. Но это уже вопрос к сюжету.
Какая основная задача, помимо удобства артистов, стоит перед театральными костюмами? И как вы её решали в этом спектакле?
Костюм поддерживает сторителлинг, поддерживает хореографию. И он не должен мешать, если мы говорим о танце. Это был мой личный челлендж, потому что я люблю сложные костюмы. Костюм создаётся для того, чтобы артист адаптировался к жизни в нём. А тут стояла противоположная задача. При этом нужно было и сохранить себя, поскольку я, в первую очередь, всё-таки художник и состоявшаяся творческая единица, и выполнить задачу. Я должна была создать костюмы, с которыми хореограф смог бы работать.
Бывает, что хореограф видит предлагаемый дизайн и понимает, что он не сможет с ним работать. У нас с Максимом не случилось подобного, но в моих предыдущих проектах иногда возникали такие ситуации при взаимодействии с хореографами. С Максимом у нас совпало видение того, какими должны быть костюмы.
Как создавались костюмы
А какие особенности были при работе над костюмами «Байки и «Мавры»?
Всегда очень важно учитывать, какой перед тобой персонаж, какая у него функция, что он делает. Это те вопросы, которые я задавала в первую очередь. В «Байке» и «Мавре» при работе с оперными артистами у меня была возможность выйти за границы очень комфортного костюма. Их костюмы предполагают некую пластичность для возможностей диапазона грудной клетки. Получается, что есть своя специфика, но можно было трансформировать пропорции человеческого тела, что я и сделала. Хотя это и встретило сопротивление в цехах Мариинского театра, потому что они к этому не привыкли. А мне хотелось именно создать персонаж, а не одеть артиста в дизайнерскую одежду. Я вижу в костюме потенциал создания персонажа, а не воплощение дизайнерских амбиций.
И я бы даже назвала работу над «Байкой» и «Маврой» не дизайном костюма, а дизайнерским решением. Мне было интересно создать единое цветовое поле, в котором живут персонажи, которые по факту олицетворяют некий единый организм. И костюмы, я считаю, объединяют жанры между собой. Ведь опера и балет не так часто встречаются на одной сцене. А в постановке есть связующие элементы в силуэтах костюмов Красавиц и Парней из «Байки» и «Мавры» и второй свиты из «Поцелуя феи».
У кокошников и в этом спектакле, и в целом в ваших работах разная форма. Расскажите, что она в себе несёт? Почему в рамках одной постановки они отличаются?
В этой работе мне нужно было подчеркнуть характер персонажа. Кокошник в спектакле – выделяющийся элемент костюма. Ведь на сцене – общая масса людей, одетых в одну цветовую палитру. В «Мавре» у всех оперных исполнительниц, а потом и у Гусара в платье, один силуэт. Помимо того, что характер поддерживается движением и самой партией, он также поддерживается и костюмом. Поэтому кокошники на женских персонажах дифференцируют их и позволяют зрителю считать характер.
При этом для оперных исполнителей у меня была возможность создать большие кокошники. Но с балеринами иначе. В задумке хореографа есть динамика, которая вычерчивает допустимый размер. Поэтому у Красавиц миниатюрные кокошники.
По факту в спектакле всего четыре разных дизайна кокошников, не так много. Но из-за большого количество исполнителей, на которых они надеты, кажется, что их много. И это хорошо.
Обычно в своих работах вы создаёте не только костюмы, но и всё, что вокруг них. Но в этом спектакле сценографией занимались не вы. Как это отразилось на вашей работе? Усложнило ли это её, или, наоборот, меньше задач – проще?
Я очень люблю работать в проектах, в которых не я самая главная. Это позволяет заземляться и иметь способность работать в коллективе. Когда ты руководишь процессом и являешься единственной инстанцией, которая всё утверждает, можно потеряться.
Передо мной стояла задача работать в команде и создать костюмы, которые будут гармонично и правильно решать общую задачу, дополнять, рассказывать, где-то заполнять собой пространство. При этом я не влияю на повествование, на какие-то финальные решения. Безусловно я могу что-то сказать, но, наоборот, стараюсь этого не делать, потому что тогда будет слишком большое влияние меня как режиссёра, как художника на режиссёрскую работу другого человека.
Почему спектакль «Байка. Мавра. Поцелуй феи» должен быть поставлен именно сейчас?
Мне кажется, мы движемся к пониманию того, что классический балет в том виде, в котором он существует сегодня, хоть и прекрасен, теряет актуальность и информативность. Когда восстанавливают спектакли, поставленные, условно, сто лет назад и воссоздают исторические декорации в век технологий и прогресса, в который мы живём, это выглядит как путешествие в прошлое, с которым нет совершенно никакой сцепки. Это просто топтание на месте.
Наша постановка – это движение в сторону переосмысления и нововведений в рамках классической институции. Подобные спектакли дают возможность привлекать новою аудиторию, что очень важно сегодня, особенно для театров, которые достаточно сложно идут на эксперименты. Поэтому можно сказать, что это революционная для сегодняшнего дня и конкретного места постановка. И в самом Мариинском театре тоже прекрасно понимают, что это смелое решение.
Подобные постановки дают возможность развития культуры: в них сохранены классические элементы, но они актуализированы. Ведь если искусство никак не актуализируется, к нему теряют интерес. Зрителю нечего будет почерпнуть ни визуально, ни информационно. А мы живём в то время, когда мы жаждем качественной информации или качественного перформанса. Я считаю, что наша постановка отвечает всем этим критериям. И она должна была случиться. Современное поколение считает для себя в ней очень много смыслов, особенно в «Байке» и «Мавре». В них таится достаточно сильная ирония.
Спектакль мог бы быть ещё более революционным. Но это можно назвать грамотной политикой поэтапного ведения чего-то нового.
О творцах
Минувшей осенью Жозеф Надж на своей пресс-конференции в рамках фестиваля «Территория» сказал, что называет себя творцом, т.к. термины «хореограф», «художник», «танцовщик», «фотограф» слишком узки и не отражают полностью его творчество. Вы – дизайнер, фотограф, режиссёр. Готовы ли вы заменить все это одним термином «творец»?
Мне больше нравится больше слово «артист». «Творец» – это уже что-то божественное, от этого слова исходит дух эгоцентризма. При этом «творец» – всё равно узкое понятие, ведь это тот, кто что-то создаёт. Его миссия именно в создании. А есть ещё миссия созидания, миссия анализа, миссия поддержания и прочее. Я могу сказать про себя, что в моей основе – артист. Но помимо того, что я занимаюсь художественной деятельностью и у меня образование дизайнера, у меня ещё и образование, связанное с государственной службой и политикой.
Выбор одного слова, которым можно себя описать – это немногословно. А я многословная. У меня много увлечений, я много чем занимаюсь, я много что умею и у меня действительно много профессий, которые я использую в своей деятельности.