Соня Григориади, продюсер
Как обычно в «Импресарио» происходит отбор спектаклей? Есть ли какие-то критерии?
Важно, чтобы была новая тема и форма, что-то, что ещё не привозили в Россию. За время существования у «Импресарио» сложился определённый пул аудитории, которая нам доверяет. Это не всегда театральные люди. Они зачастую не ходят в обычный театр, а ищут новый опыт.
Что вас привлекло в проекте израильских художников Лиора Залмансона и Майи Магнат с продюсерской точки зрения?
Фёдору Елютину про него рассказал Алексей Киселёв [театровед, куратор, член команды Remote Moscow – прим.], который был на фестивале в Тель-Авиве. Проект показался Фёдору интересным, и мы решили привезти его в Москву, сыграть живьём. Потом началась пандемия и стало понятно, что реализовать проект в офлайне невозможно. Мы подумали, почему бы не сделать это в зуме. «Я не хочу это видеть» от этого ничего не потерял и имел бы такое же воздействие, поскольку создатели определили жанр как спектакль-лекция. Формат тренинга в зуме сработал, так как сейчас многим приходится использовать его для обучения.
Какое было ваше личное зрительское впечатление от «I don’t want to see this»?
Я смогла посмотреть только запись, поэтому нельзя сказать, что это было чистое впечатление. Меня в первую очередь привлекла форма спектакля-лекции: она довольна понятная, но раньше сложно было представить, что она может подойти для театра. Я ещё подумала, что сейчас в театре актуален такой формат – лекции/конференции/доклада. Много подобных проектов появилось, например, недавно вышедшая в Театре Наций «Иранская конференция».
Почему было важно показать «Я не хочу это видеть» в России?
Нам было важно сделать это в России, потому что это интересная и сложная тема. Израильские авторы сделали большое исследование, что происходит с контент-модерацией на примере фейсбука. Иногда публикацию запрещают, и невозможно понять, почему это происходит. Хотя сейчас правила сообщества находятся в доступе, их можно прочитать. Но сами по себе они довольно абсурдные, в них мало логики. В связи с их абсурдностью и тем, что никто, по сути, о них не знает или не задумывается, захотелось это показать и тематизировать. К тому же, это тяжёлая и важная работа, о которой никто не думает. Мы каждый день пользуемся фейсбуком и каждый день сталкиваемся с модерацией, но большинство до сих пор думает, что за эти задачи отвечает искусственный интеллект. Никто даже не предполагает, что отбором занимаются люди. Никто не представляет как они выглядят, эти несчастные контент-модераторы, которые зачастую работают в офисах подрядчиков фейсбука в Индонезии и часами отсматривают жуткий контент, реагируют на него – у них очень суровые условия труда.
Какой зритель приходил на спектакль? Была ли это ваша привычная аудитория или нет, и получали ли вы от них обратную связь?
Главная особенность проекта в том, что он был одним из первых серьёзных театральных высказываний, вышедших в пандемию и сделанных полностью в онлайне. Те люди, которые пришли, вероятно, не совсем наша привычная аудитория. С одной стороны, Лиор и Майя популяризировали его среди своих русскоговорящих зрителей. С другой, были и те, кто мало понимал, что такое онлайн-театр, или были мало с ним знакомы. Был даже случай, когда в техподдержку пришло письмо: «Я не могу понять, мне подарили билет в театр, а тут идет какой-то тренинг. Мне пришла неправильная ссылка, что делать?».
Что касается обратной связи – в зуме есть такой удобный инструмент, как чат. Во-первых, интересно наблюдать за тем, как зрители общаются во время спектакля, чего обычно в театре не происходит. Актёры тоже видят сообщения и могут реагировать. Во-вторых, в конце многие писали развернутые отзывы – говорили, что это важная и серьёзная тема, о которой они раньше не думали. Для нас была очень важна эта обратная связь.
Как вы справляетесь с тем, что зрители иногда нарушают ваши условия, например, не соблюдают дресс-код?
Мы ввели просьбу об офисном дресс-коде, чтобы поиграть с гранью между спектаклем и тренингом, как чем-то более документальным. Это, конечно, больше шутка. Нам кажется, мало кто соблюдает наши правила. Но есть один момент, когда актриса задаёт вопрос и потом комментирует одежду кого-то из присутствующих с долей иронии. Одежда всё-таки часть игры, она определённым образом настраивает самого зрителя и помогает включиться в процесс.
Вы используете практически весь функционал зума в своем проекте. Как думаете, остался ли в нём потенциал для дальнейшего развития?
Надо сказать, что зум не стоит на месте. Разработчики успели сделать несколько обновлений с тех пор, как мы познакомились. Мы даже говорим, что они стали нашей родной компанией, потому что в самом начале, когда платформа ещё была не так разработана и было много сложностей, я звонила им, мы это обсуждали, писали письма с разными предложениями и пожеланиями. Они учитывали комментарии, потому что, видимо, было большое количество типичных запросов, это здорово. Зум стал удобной платформой для интерактивного онлайн-театра, и его потенциал в этом плане безграничен.
Что ещё хотелось бы улучшить?
Хотелось, чтобы можно было больше модифицировать приглашения, чтобы система частных ссылок работала проще, как весь остальной интерфейс. Кроме того, они расширили развлекательные опции – добавили новые маски и фильтры. Будет здорово, если продолжат их обновлять, чтобы не нужно было использовать дополнительные приложения для этого.
Если говорить об интернет-пространстве в целом, какие были сложности при создании спектакля и какие у него преимущества?
Сначала просто было непонятно, что делать, как с виртуальностью взаимодействовать. С одной стороны, в этом заключалась основная сложность, с другой, мы восприняли это как вызов, поэтому смогли оперативно всё подготовить. Раньше мы могли за полгода планировать привоз спектакля, договариваться с его авторами, с площадками и так далее. В этот раз процесс занял 20 дней. Другое преимущество в том, что «Я не хочу это видеть» доступен для зрителей из других регионов.
Ещё важный момент был в том, чтобы попробовать что-то новое, среагировать на время и его условия. Перепридумать что-то уже существующее, в том числе картинку в зуме, и добиться от неё гораздо более высокого качества, как в клипах или фильмах.
Планируете ли вы и дальше работать в таком формате?
Сейчас нельзя пренебрегать онлайн-театром. Это уже параллельная реальность, которая продолжает существовать несмотря на то, что в Москве, например, театры давно открылись. Нельзя сказать, что значимость онлайна снижается.
Другой вопрос, что надо попытаться монетизировать это, потому что форма довольно любопытная. Понятно, что уже нет тотального, вынужденного онлайна. Но если ты ищешь ниши и трюки, которые работают, то, безусловно, можно дальше работать. Зрители пока не готовы платить больше за онлайн-спектакли, хотя производство стоит приличных денег. Это, конечно, несравнимо с расходами на декорации для оперы, например. Тем не менее, чтобы получить качественную картинку, звук, свет и сценарий, мы должны вкладываться материально. Но мы точно не планируем ставить на этом крест, хотим развиваться в этом направлении.
Фёдор Елютин, основатель «Импресарио», режиссёр «Я не хочу это видеть»
Что вас привлекло в проекте?
Меня привлекла простота продакшена: в проекте участвуют два человека и нужен проектор (в офлайн версии), в онлайн версии даже проектор был заменен зумом. Лёгкость производства, два человека, понятный формат, который не только работает со зрителем, но и усиливает серьёзность темы.
Какие ожидания были от проекта по зрительской реакции, по их восприятию?
Были ожидания удивить себя, сделать прикольный, необычный проект. Мы себя удивили, всё получилось.
Но, конечно, хотелось, чтобы зрители задумались об этой теме, прочувствовали на себе всю сложность / некомфортность / травмоопасность профессии контент-модератора, абсурдность правил фейсбука.
В конце спектакля есть такой момент, когда актёры говорят, что сейчас будет показан самый тяжелый для восприятия контент. И запускается только звуковая дорожка, само видео не воспроизводится. И кто-то из зрителей пишет, что испытали разочарование, что жестокий контент все же не был показан. А кто-то, напротив, закрывает глаза. Так тоже можно что-то понять про себя.