В Екатеринбурге завершился сезон театральных гастролей фестиваля «Золотая Маска».
Наш город принимал спектакли Национальной премии в два захода: «Сирано де Бержерак» МХТ им. Чехова в мае и «Братья Карамазовы» МДТ — Театра Европы в июне. Аншлаги, несмолкаемые аплодисменты, восторженные отзывы. Артисты раздавали интервью и выходили на поклон не один раз.
«Сирано» в постановке Егора Перегудова производит огромное впечатление. Спектакль и абсолютно зрительский, и одновременно авторский, режиссерский, ни на что не похожий. В нем намешано множество смысловых слоев, формальных приемов, остроумных включений — и смешных (Д’Артаньян с его тысячей чертей), и страшных (судьба Сирано как убиенного поэта — в одному ряду с Введенским, Мейерхольдом, Хармсом и другими поэтами — жертвами эпохи репрессий).
Хочется отметить яркую игру Юрия Чурсина в роли Сирано — куртуазного героя, скромного и возвышенного своей безответной любовью — и слаженную работу всего актерского коллектива.
«Это пример работы, когда все приносили этюды, все что-то предлагали, а потом из этого происходило комплектование всего материала. Все ребята писали песни, писали тексты, отыскивали решения своих сцен — это была творческая атмосфера постоянного поиска», — рассказывает Юрий Чурсин.
В изначальной редакции спектакля в роли возлюбленной Сирано Роксаны на сцену выходила Паулина Андреева, в дальнейшем ее заменила Анна Чиповская. Это прекрасный трепетно-трогательный дуэт, за которым наблюдаешь, забывая дышать и не отводя глаз. На вопрос, с кем из них было интереснее работать, Юрий ответил:
«Когда играют две разные актрисы, получается два абсолютно разных спектакля. На первом, с Паулиной Андреевой, недосягаемая высота и вертикаль, которая есть в Паулине, ее в хорошем смысле холодность и дистанция ставят все на свои места и мы понимаем, почему к Роксане все стремятся и почему никто ее не может завоевать. С Аней Чиповской совершенно другая история. Аня играет горячий огонь происходящего здесь и сейчас, все капризы должны быть исполнены, самое важное происходит и закручивается вокруг нее. Сложно, невозможно отдать предпочтение кому-то из них. Это как спрашивать, кого ты больше любишь, папу или маму».
Удивительно, как текст Ростана резонирует с сегодняшним днем. Возвышенный поэтический язык по-особому попадает в нерв времени, и режиссер Егор Перегудов тонко это почувствовал и смог воплотить. А стихотворение Евгения Евтушенко «Мне снится старый друг», которое Кристиан будто бы читает Бержераку невозможно слушать без комка в горле.
Мне снится старый друг,
который стал врагом,
но снится не врагом,
а тем же самым другом.
Со спектаклем «Братья Карамазовы» в постановке Льва Додина химии, о которой так красноречиво вещает Митя Карамазов в одной из сцен, не случилось.
Театр Додина — живой, продолжающий традицию «школы переживания» Станиславского. Кажется, в «Карамазовых» мастер решил сварить суп-концентрат из философских вопросов, передав бремя переживания зрителям, высушив до минимума все сюжетные линии и устранив всех несущественных персонажей.
На голой черной сцене с рядами прожекторов по бокам пять мужчин и две женщины сидят в ряд на стульях, как на допросе, и произносят текст персонажей Достоевского в течение трех с половиной часов. Во втором акте, когда происходит убийство, актеры начинают перемещаться по сцене, но подключиться к действию все равно очень сложно, особенно с 16-го ряда, до которого половина текста просто не долетает — при том, что театр принципиально не использует микрофоны.
Вечные вопросы в сферическом вакууме, будто подменяющие собой действие и саму жизнь, — это про нас, про что-то наше глубинное и исконное, ведь, как замечает все тот же Митя Карамазов у Достоевского, «все настоящие русские люди — философы». Кто виноват, что делать, кто убил старушку, тварь ли я дрожащая — ответов нет и не будет, а грызть этот бульонный кубик без воды три с лишним часа очень затруднительно.
Тем не менее зал внимал каждому слову. Братская междоусобица Достоевского выглядит актуально как никогда. В конце Алеша Карамазов, носитель идеи всепрощения у Достоевского, пробирается сквозь решетку, погребающую остальных братьев, несмелый луч надежды все-таки появляется.