О космизме и будущем в творчестве Платонова
Создать постановку по Андрея Платонову — это была просьба организаторов Платоновского фестиваля или ваша идея?
Это была инициатива фестиваля. Они впервые решили заказать создать постановку специально для себя именно по Платонову. Фестиваль попросил меня как хореографа сделать танцевальный перформанс. А также композитора и режиссера сделать музыкальный т драматический перфомансы.
Как вы работали с текстами Платонова и выбирали отрывки, которые звучат в постановке? Почему вы выбрали рассказы «Сатана мысли» и «Лунные изыскания» и эссе «Невозможное»?
В марте, перед фестивалем, я приехала посмотреть место для сайт-специфика. Каждый из авторов выбирал себе площадку в Воронеже. Мне приглянулся берег реки, Петровская набережная. Потому что песок — это большое условие для тела, оно будет выразительным. Я начала погружаться в тексты, пообщалась с платоноведом. У Платонова есть много про космос, новую землю, будущее, восхищение человечеством. И мне показалось, что эти темы соединяются с пространством берега. Мы с ребятами-танцовщиками пробовали разные зарисовки на песке, я дала им большие красные флаги — они играли людей, которые вступают на новую землю, в неизвестность. Им нужно было освоить это пространство и при этом взаимодействовать друг с другом. Также я решила добавить барабан, чтобы он помогал сконцентрировать внимание на действии.
Я выбрала фразы, которые меня зацепили и во время репетиции их зачитывала, меняя слова местами, создавая ими ритмическую и ассоциативную рамку. Получалось повторение, нагнетание, и под эти слова танцовщики выстраивали свою импровизацию. Это был мощный контекст для телесного действа. И мне понравилось самой принимать участие в постановке.
О перформансе, созданном для песчаного пляжа
Постановка заявлена как «перфоманс-место», который происходит единожды и создаётся на глазах у зрителей. То есть она рассчитана была всего на один раз. А теперь она номинирована и придется еще раз её воссоздать.
Я вообще была очень удивлена, что «Новую землю» выбрали в конкурсную программу «Золотой Маски». Никто этого не планировал и не ожидал. Так как это перфоманс-место, он каждый раз будет создаваться по-новому. У танцовщиков есть набор действий, и они их комбинируют как хотят. Артисты знают, как начинать и заканчивать перформанс, но внутри единого сценария нет. Концепция перформанса — освоение новой земли, и каждый раз они это будут делать по-разному. Ощущение новизны сохраняется.
Как вы работали с танцовщиками? Какие давали им задачи? И была ли репетиция?
Мы три недели репетировали. Мы погружались в образы, тексты Платонова. Главное было — присутствовать в этом огромном пространстве. На песке время длится быстро и медленно одновременно, потому что ты вязнешь, и ты не знаешь, сколько именно это займёт. Мы осваивали место, находили картинки, которые обязательно должны присутствовать в перформансе. Мы закапывали себя в песок, что было символом умирания и возрождения. На берегу во время перфоманса у участника возникает ощущение, что он один — всё очень далеко, сложно увидеть, что делают остальные. Легко потеряться и не знать, что делать, нужно постоянно инициировать себя на действие.
О борьбе со стихиями
Во время показа началась гроза. Как танцовщики справились не только с песком, но и с дождем, и выполнили свои задачи?
Это было мощно, у них энергии в три раза больше стало. Их это очень вдохновило, появился азарт. В фильмах про танцы всегда есть сцена под дождем. Они очень круто справились. Именно в момент, когда они выходили на берег, за ними ползла туча, потом прогремел гром, а ровно в конце перфоманса все рассеялось. Такое больше не повторить.
Площадка была сложная, взгляд у зрителя постоянно рассеивается, а гроза добавила концентрации.
Что после показа говорили танцовщики? Как они чувствовали себя во время перфоманса?
Они были очень удовлетворены и возбуждены, это был супер-опыт. Они были рады, что сами создают перфоманс, сражаясь со стихией. У них открылось понимание себя как артистов, как людей. Это очень экстремальный опыт, повышение уровня — после этого ничего не страшно, можно выйти в любое пространство и создать перфоманс. После показа они чувствовали себя бесстрашными и очень сильными.
Есть момент, когда одна из танцовщиц подходит вплотную к зрителям. И у неё был такой вид, как будто она спаслась после кораблекрушения и наконец встретила людей. Это была задуманная сцена?
Да, это была одна из задач — они выходили из пространства перфоманса к зрителям. Они могут смотреть в глаза, давать руку. Танцовщик давал руку, не отряхивая ее от песка. Это было приглашением к человеческому опыту.
Новая земля — это будущее и неизвестность. В перформансе герои выглядят потерянными и одинокими. Такое ощущение одиночества вы нашли в текстах Платонова или привнесли свои мысли?
У Платонова, мне кажется, эта тема — одна из центральных. У него герой может выйти с какого-нибудь политсобрания и почувствовать внезапно, как на него обрушилось одиночество. Или он выходит на поле и тоже его чувствует. Одиночество и космизм, ожидание будущего и единение с природой — это темы Платонова. Время начала коммунизма — это освоение новых земель. Все чувствовали себя потерянными, одно время разрушено, началось другое. Тексты, которые я зачитываю во время перфоманса — это общечеловеческие темы, актуальные всегда, среди них обретение независимости и осознанности, самообретение.
Почему этот проект должен быть сделан именно сегодня?
Этот перфоманс — про постоянное освоение новых территорий. Это некая беззащитность и одиночество, потерянность, но есть сильная энергия двигаться вперед, объединяться, любить, создавать что-то и проживать это все. Это не идеальная картинка, а чувственный момент. Что можно потеряться, когда идешь во что-то новое, и важно понимать, что это нормально.
О лучшей версии себя
Как вы работали над хореографией постановки «Премьера»?
У нас [с Александром Фроловым, хореографом и вторым исполнителем — прим. ред.] были сольные куски, где мы сами себя представляем — тут я оставила импровизацию, чтобы передавать на сцене то, что я чувствую здесь и сейчас. Нам важен был момент с поклонами друг другу. Зрители в этот момент часто начинают плакать, потому что знают нашу историю — мы расстались как танцевальная компания [Zonk’a — прим. ред.] и как партнёры. Концепция хореографии «Премьеры» — это предельная честность. С одной стороны, мы занимаемся саморепрезентацией и говорим, что мы лучшая версия себя, в ироничной манере. С другой стороны, мы предельно искренние, и в этом и есть наша лучшая сторона. Мы здесь и сейчас на сцене такие, какие есть.
Есть момент, где мы проживаем провал и потом танцуем заключительную часть, — и мы действуем контрастно по присутствию и характеру движения. Чтобы быть не плоскими, идеальными, а более объёмными. Мы снимаем штаны, ведем себя как дети, потом танцуем спокойно и сильно. Как будто мы всё время создаем и тут же ломаем пафос.
Как постановка меняется от показа к показу?
Мы её сыграли четыре раза перед пандемией. Она немного меняется, но структура очень крепкая.
О табуированности темы расставания
Вы заявляли «Премьеру» как последнюю совместную постановку. Насколько она оказалась терапевтической для вас?
Во-первых, это было проживание расставания, завершения, благодарности. Очень больших циклов. То, что мы в результате разделяемся как лучшие версии себя, кажется, очень круто. Мы расстаёмся, но наш союз был нужен для того, чтобы мы стали лучше. Это мощный месседж для людей, потому что расставание, завершение, смерть — табуированы. Люди не знают, как их переносить. Раньше были ритуалы, чтобы проживать прощания. Мы переходим на следующий этап. Это важно проговаривать, это помогает зрителям, что это легально, нормально, здорово. Ещё мы в постановке проживаем провал, с любой премьерой связано ощущение провала. И мы решили, ну пусть будет провал, это убирает напряжение. В искусстве вообще много напряжения, потому что всегда надо быть каким-то идеальным, попасть во все сердца. Но у искусства есть и другие цели.
В ваших постановках есть и юмор, и острые проблемы. Насколько вы позволяете себе свободно творить?
Наша страна — это хорошая рамка, чтобы говорить о свободе. В Европе рамки пошире. Но я все равно чувствую, что делаю то, что хочу. У нас в голове есть мысли, это нельзя, это не поймут, это не услышат. Это может влиять на выбор инструментов и тем. Разговор художника и зрителя находится под прессом рамки.
Почему эта постановка должна быть именно сегодня?
Мы говорим про самопредставление — это сейчас актуально. Каждый ищет себя, ищет смелость быть собой. Психология в многом стала легализованной историей. Люди хотят познать себя, это мощное взросление. Это премьера истинных себя, не идеальных или красивых. Сейчас красиво быть собой. Люди идут к себе через провал, через расставание, через новое обретения смыслов.