В спектакле-инсталляции «Север» создано около 30 локаций, посвященных историческим личностям, чьи судьбы связаны с Архангельском. Как вы выбирали персонажей, с которыми будете работать?
Анастасия Полежаева: Мне была интересна тема интервенции на севере. Нужно было выбрать героя, мужчина или женщина – неважно. Пока изучала материал, нашла запись: «Комендантом на острове Мудьюг был Эрнест Бо, создатель Chanel №5». И стала искать о нём информацию. Сведений было мало, всего пара статей и воспоминания заключённого. Остальное пришлось придумать.
Евгения Плетнёва: Я искала персонажа, который не перенес тяжёлых страданий. Хотелось, чтобы это был очень светлый герой. Мне подсказали — почитай про святого Артемия Веркольского. Всё произошло как будто случайно, судьба так распорядилась.
Валерия Коляскина: Я сначала тоже думала про Артемия Веркольского, а позже пришла мысль про монахиню Валентину Шангину.
Евгения: В историях должно было быть не чудо в обычном понимании, а реальное событие, произошедшее с персонажем. Нужно было найти человека из ряда вон выходящего. Вот у Насти герой сначала был надзирателем, а потом уехал и создал прекрасные духи. У меня – мальчик с нетленным телом, пораженный молнией. Чудо должно было произойти. Монахиня была изнасилована, а потом насильники сгорели заживо в монастыре… Всё это подстегивало нас, чтобы создать историю.
Вы давали интервью режиссёру Сергею Чехову от лица своих персонажей. Их результатом стали монологи, которые звучат в локациях спектакля. Как проходила подготовка к разговору?
Евгения: Я изучала сайт Артемиево-Веркольского монастыря, посмотрела лекции об Артемии Веркольском. Сергей дал нам задание рассказать о жизни героев, но об этом нигде нет информации. Мне была интересна магия места, где мальчик питался особой энергией, и я двигалась от этого.
Валерия: Я нашла интервью, в котором говорилось о том, как журналистка поехала в деревню, где изнасиловали монахиню. В то время там возводили крест. На обратном пути к ней подошла женщина и рассказала про мученицу. Еще я читала про Сурский монастырь и обучение монахинь. Изучала интервью с девушками, принимающими постриг. Смотрела интервью с девочками, которые подверглись насилию.
Какую установку вам дал режиссёр?
Анастасия: Рассказывать текст от себя – полная свобода и импровизация. Мне было сложно, хотелось рассказать про Эрнеста Бо и происходившее с ним, а приходилось говорить от себя. Естественно, в этот момент я должна быть со всем согласна, хотя внутренне это было не так. Сергей не останавливал, а, наоборот, просил наговаривать больше.
Валерия: Он говорил, что можно использовать личный опыт и воспоминания, чтобы сделать речь более современной.
Что для вас было самым сложным в работе?
Евгения: Сложность была в отсутствии фактов. Есть факт рождения и факт смерти, а нам надо было интересно воссоздать историю жизни человека. Так я придумала его [святого Артемия Веркольского] семью, дом, деревню.
Анастасия: Для актрисы сыграть роль мужчины – уже интересно. Когда читаешь историю, ты что-то принимаешь, а что-то отрицаешь. Но потом проходит время, ты переносишь все на себя и оправдываешь его поступки. Мне говорит режиссёр: «Вы убивали своими руками, как к этому относитесь?». Я говорю [от имени Эрнеста Бо], что ни о чем не жалею, я бы еще убивал и пытал. Я оправдываю человека, потому что он сейчас во мне. Он – это я. Такой способ диалога с режиссёром больше открывает персонажа, даже если не все из рассказанного правда. И жанр позволяет такую вольность – это миф.
Валерия: Мы – словно голоса с того света. Во время интервью у меня появлялась мысль, что я сижу на каком-то допросе. Вспоминался фильм «Рай» Андрея Кончаловского, в котором люди рассказывают моменты из своей жизни. Пришлось импровизировать, многое не совпало с тем, что я готовила заранее.
Анастасия: Интервью были пробные, как сказал режиссёр. Я наговорила на 49 минут. В итоге то, что было записано после двух дней знакомства с режиссёром, и вошло в спектакль. Хотя я бы записала уже по-другому, додумала еще факты, но это не пригодилось. История интересная, хочется ее людям рассказывать!
От лица Эрнеста Бо звучит такая мысль: «Я бы не стал разделять духи и людей, каждый оставляет в жизни свой запах». Это твои размышления или слова самого героя?
Анастасия: Это слова Эрнеста Бо. В работе с Шанель он создал духи с запахом кожи. Такие ароматы в двадцатом веке были популярны. У нас ведь есть любимый человек, у него свой родной запах, и телесное ощущение особое. Все люди чем-то пахнут…
В монологе монахини Валентины Шангиной есть такое воспоминание из детства: «Самый счастливый момент в жизни – ощущение свободы, когда прыгала с повети и ударилась головой. Я тогда будто отсоединилась, перестала чувствовать все, что меня окружает». Связано ли это твоими воспоминаниями?
Валерия: Знаете, когда идёшь зимой, и вдруг падаешь – у тебя такой гул идёт. Или когда после обморока встаёшь – темно, хорошо, легко. Потом кто-то будит, а просыпаться не хочется. Постепенно возникают звуки, и ты приходишь в сознание. Валентина Шангина приняла постриг в восемь лет. Ребенку как-то должна была прийти мысль, что она отсюда должна уйти в другой мир – отсоединиться. Я своё ощущение, воспоминание сюда приложила.
А как рождались страшные сцены момента убийства героини?
Валерия: Они не описаны прямо. Я села дома, посмотрела в окошко, подумала. А может, в церкви, где иконы, человеку не страшно и умереть? Думалось, что было чувство стыда, когда святые смотрят на тебя с икон в момент изнасилования. Нужно было пофантазировать, но не вдаваться в подробности, а завуалировать их.
В воспоминаниях детства Артемия Веркольского звучат его размышления о природе. Почему захотелось рассказать о его восприятии окружающего мира?
Евгения: Я придумала, что у него мать — знахарка. Она научила его общаться с природой и помогать людям через зелья, которые обладали магической силой. Его познание мира было связано с силой земли. Я Артемия поставила в такие условия, что он задавал вопросы природе и не понимал людских действий – таких как зло или зависть. Человек рожден в природе, почему же он не может быть с ней в гармонии? Для него это был диссонанс. От природы он и погиб, и она же его сохранила.
Что вам дал опыт участия в этом проекте?
Евгения: Понимание, что театр бывает разным, и даже без актёров!
Анастасия: Новая роль – это всегда интересно. Мы такого никогда не делали, в нашем театре и городе это впервые. Мы обратились к нашему городу и столько всего узнали! У нас очень богатый и прекрасный край.
Оформление локаций для каждого персонажа придумывала художник Анастасия Юдина или вы тоже участвовали в этом процессе?
Анастасия: Она точно знала, как комнаты будут выглядеть. Надписи на стене в комнате Эрнеста Бо я делала левой рукой, старалась некрасиво писать, с ошибками. Весь театр на Морском речном вокзале [локация спектакля] проводил много времени, а нерпу клеили, можно сказать, всем городом (Прим. авт. – в пространстве спектакля создан арт-объект – скелет огромной нерпы. Художник – Маша Богораз).
Какими вы представляли пространства своих персонажей?
Валерия: У меня в голове был иконостас, а в комнате появилась икона. Никольский храм горел в 1930 году, его восстановили, но он снова сгорел. А икона не сгорела. Мы не знали, как она выглядит, и появилась такая недорисованная икона.
Евгения: Я ожидала мира, а получилась келья, такое чистое пространство, в котором хочется побыть. И поняла, что это было правильно.
Как вы думаете, «Север» – это спектакль, театр?
Анастасия: Да. Зрители приходят и слушают голоса актеров – так что это спектакль, а не просто инсталляция.
Евгения: Это спектакль-инсталляция. Здесь есть рождение эмоции у зрителя, но фазы рождения чего-то здесь и сейчас нет. Лишь отчасти это происходит, когда соприкасаются несколько звуков в коридоре, чисто случайно. Но рождения эмоции у актёра нет, оно родилось и умерло. В этом есть схожесть с кино: сделали, записали, и все уже зафиксировано. Спектакль в моем понимании – это рождение и смерть, а здесь смерть присутствует изначально.
Вы наблюдаете за реакцией зрителей?
Евгения: Оказалось, что мы не знаем нашего зрителя. Мы думали, им это будет неинтересно. А оказалось, наоборот. Здесь было интересно даже людям, которые в театр не ходят. Это прекрасно! Людям интересно прийти не на готовое, а выбрать историю самому. Они должны походить, понюхать, посидеть, послушать. Театр побуждает на действия, чувства и эмоции. Поразительно, что люди слушают. Хотя обычно в жизни этого не происходит. Получается, им нужна комната, где можно посидеть и послушать.