Вы работаете с достаточно сложными текстами и театральными формами (вспомним «Норманск»), вам интересно то, что мало кто из режиссёров отваживается делать. Почему вы решили взять именно этот текст Сорокина? Почему сделать его именно в таком пространстве и в такой нетрадиционной для зрителя форме – с прослушкой?
Ты текст читаешь и в него влюбляешься. Мне показали эту пьесу, и она у меня породила какие-то импульсы, захотелось с ней что-то поделать. В ней заложены признаки сегодняшнего времени, хотя это пьеса десятилетней давности, как-то у нас по кругу все ходит. Там есть ещё ходы, которые меня интересуют. Они связаны с театром абсурда, с конструкцией пьесы. Когда достаточно реалистичные обстоятельства вдруг сменяются некоей ситуацией нереальной. И это такой интересный ход. Вот захотелось про это… поработать, найти ему сценический эквивалент. Еще вот московские концептуалисты, группа эта… она очень много сейчас дает вдохновения. Монастырский, Пригов, Сорокин… Тексты, перформансы, какие-то их… их существование, как они существовали в рамках этих ограничений, как они искали место искусства в той реальности, советской. Тут еще тот момент, не только текст, а вообще… эта банда, как-то я помню я прочитал Сорокина, с другой стороны Пригов был настольной книгой. Мы какой-то проект делали по Пригову, и начали на глаза попадаться их перформансы. И этот спектакль, это попытка просуществовать логикой этой команды. Команды московских концептуалистов, залезть в их шкуру и понять, где есть параллели, где есть пересечения.
А как родилась идея со стеклянной стеной и идея с наушниками и переключением каналов? Здесь у вас ведь взаимодействие зрителя и спектакля выходит на какой-то новый уровень. Когда подключилась Полина Бахтина? Вы все вместе придумывали?
На самом деле непросто нам с Полиной было это придумывать. Мы перебрали 3-5 разных решений, и в итоге пришли к этой веранде, за которой ты наблюдаешь за барьером.
Зритель – режиссёр своих впечатлений. Как в иммерсивных практиках. Это же прекрасно, когда ты его включаешь в ответственность за то, что он сейчас видит, а что не видит. Это дает возможность разнообразить зрительское участие, ну то есть если ты сидишь и смотришь на режиссёрский отбор неких сцен, эпизодов и идешь за режиссёром – это более авторитарно, чем когда ты сам меняешь свой угол зрения. Вопрос в том, как добиться этого разнообразия. Возможно, это всего лишь иллюзия, что у зрителя есть выбор. Возможно это ты, режиссёр, сделал просто не один, а четыре спектакля.
Я обратила внимание, что на наушниках разные лампочки при переключении канала – зеленая, красная и синяя. Это чисто технический момент или так задумано? Я смотрю в зал и вижу, что вот у всех горит красная лампочка, а у двоих, допустим, синяя, и я понимаю, что все слушают это, а вот эти двое — вот то, а потом картина резко меняется. Это такой дополнительный спектакль, происходящий в зале.
Да, ты залезаешь ещё в голову соседа. Это скорее стечение обстоятельств, нежели концептуальная придумка, но работа над спектаклем всегда делится на отбор случайностей и каких-то идей, которые ты доводишь до конца. Баланс между импровизацией и задумкой – и возникает конечная форма.
Вы работаете с Брусникинцами около 10 лет, ребята выросли, как по вашим ощущениям – изменилось ли что-то, сложнее ли с ними работать? Есть ли какая-то разница между тогда и сейчас?
Я вообще всё время с ними нахожусь в контакте, в работе, либо просто на спектакли прихожу. По сути это 60 человек, 4 курса, даже есть 5, они все переплетены в работе. Они меняются, становятся более занятые, осознанные с каждым годом, кто-то, скажем так, более профессиональный, кто-то более вредный. Вся эта нестатичная ситуация — это жизнь. Так и представлялось, что через 10 лет это будет уже что-то другое. Я правда много думаю об этом. Это такой живой, не безболезненный процесс. Нужно их отпустить. Люди создают самостоятельно какие-то очаги, не ждут, когда там… Люди и фильмы снимают, и много режиссёров среди выпускников, сами ставят спектакли, кто-то группу создал, ушел в музыку. Я наблюдаю вот эти поиски. И это небезболезненные поиски. Поиски своего места под солнцем. Это команда капитанов. Они приучены к этому. Это такие арт-партизаны в хорошем смысле слова. Они завоевывают пространство. И приспасабливаются к обстоятельствам, которые судьба предлагает. Это же театр кочевой. Это целая философия. 10 лет без дома. И в месяц у них репертуар строится так, что они каждый день в другом месте. А не то, что ты приходишь каждый в день в одну гримерку, выходишь на одну сцену, это психологически сложно. В какой-то момент этого не хватает.
Раз уж зашла речь об актёрах, не могу не спросить. Почему ваш выбор пал на Милу Кертеш?
Я искал сверхженщину. И вот как-то так… пришел к тому, к чему пришел. Мы познакомились с таким человеком, и я просто счастлив что она согласилась. Это суперорганика. Главным образом – это же человек, не выходивший никогда на сцену.
Не было страшно, что человек без профессионального образования?
Кому? Мне? Ей было страшно. Мне страшно не было. Это не какой-то ход, который только мне присущ. Очень много можно встретить непрофессионалов, у разных режиссёров. С профессиональным актёром всегда есть тот же риск, что что-то не получится. Мало того, что если ты берешь актёра, который в рамках своего амплуа находится и тебе его надо вытащить в какие-то другие грани, то не факт, что он тебя подпустит. Вытащить человека из его колеи сложнее, чем найти новую.
Получился ли спектакль таким, каким вы его хотите видеть? Или есть момент компромисса в связи с пространством или в связи с техническими сложностями?
Всегда есть моменты, которые хочешь поправить. Всегда есть какой-то момент рефлексии. И любая идея сталкивается с реальностью, и ты от неё отсекаешь… именно так это работает. Поначалу это как-то очень болезненно воспринимаешь, пока твоя идея трансформируется от столкновения с реальностью. Сейчас уже я просто в эту игру с удовольствием играю: реальности не противостоишь, а пытаешься брать её в союзники. Никто не знает как правильно, несмотря на все учебники или библии. Форму идеального спектакля ведь никто не определил. Что-то знать про это — путь в никуда. Ролан Быков ещё говорил, что талантливый человек добивается реализации своей идеи процентов на 40, если процентов на 60 — это гений, 20-30 — это уже профессионал. На 100% не бывает никогда. Этого и не надо.