Об «Организмах»
Вы один из сооснователей театра «Организмы» в Санкт-Петербурге. Почему у театра такое название?
В основном все названия придумывает мой коллега, Саша Бянкин, который тоже задействован в «Первом субботнике». После того как я закончил театральную академию и поработал актером в Театре за Черной речкой, а Саша был там же светооператором, нам пришла в голову идея создать собственный театр. Тем более что мы совпадали по вкусам и взглядам на театральное производство. Театр «Организмы» был изначально хип-хоп коллективом, мы называли это «музыкальным коллективом социальной адаптации».
«Первый субботник» отличается от остальных ваших работ?
Это первая постановка в нашем театре не по авторскому материалу. На данный момент это исключение из состоявшегося правила. Я бы даже сказал, что эта постановка — самая аккуратная в нашем репертуаре. И она не первая, которая попадает в «Маску Плюс», до этого там как раз была авторская постановка «Ноу шоу» с музыкой, которую мы сами и написали. Однако до этого наши постановки не привлекали такого внимания, в частности, театральных критиков, как привлек «Первый субботник». Я считаю, это потому, что в ней есть определенные коды, заложенные еще Владимиром Сорокиным, которые достаточно легко считать образованному человеку.
У спектакля маркировка 18+, там присутствует ненормативная лексика и достаточно пикантные цитаты. Насколько тяжело было оставить эти моменты в постановке? Или у театра всё же есть подобная свобода слова, и вам не пришлось это отстаивать?
В нашей стране цензура запрещена Конституцией. Но также у нас существует закон, который запрещает использование нецензурной лексики в общественной среде. Вы говорите, что цензура существует, а я утверждаю, что ее нет. В любом случае, зритель должен быть подготовлен к посещению этой постановки. Если он придет наугад, то может быть шокирован или оскорблен происходящим, но пока такого не было.
О художественных решениях
Вы подбирали актеров под сценарий или писали сценарий под личностей?
Мы давно вместе с коллегами занимаемся творчеством, и почти всегда это примерно один и тот же коллектив: Леша (Алексей Забегин — прим. ред.), Саша (Александр Бянкин — прим. ред.) и я играем, моя жена (Мария Белоплотова — прим. ред.) делала реквизит для спектакля, крупные декорации спроектировал и воплотил в жизнь Александр Панфилов, Екатерина Мельникова была художником, в том числе по свету, Антон Батанов спроектировал мой костюм. Еще в постановке была задействована пианистка Евгения Долгова, но она, к сожалению, по личным обстоятельствам не сможет принять участие — вместо нее будет молодой музыкант и композитор Алеша Боловлёнков. У постановки на самом деле нет определенного сценария. Она состоит из трех частей, которые постоянно перемежаются: это рассказы (один полный и три сокращенных), немые миниатюры, которые иногда сопровождаются музыкой из радиолы, и музыка Баха.
Почему именно Бах?
Все рассказы в сборнике заканчиваются разрушением соцреалистической прозы, это очень диссонирует с музыкой Баха. Она снимает послевкусие от финала каждого из рассказов, дает возможность будущему тексту начаться с чистого листа.
В рецензиях пишут, что в «Первом субботнике» вы деконструировали творчество Сорокина, но я читала, что вы не согласны с этим тезисом.
Я помню одну статью, в которой написали про деконструкцию театральной школы Станиславского через Сорокина, но мне на самом деле просто близка эстетика соцреализма. В своем первом сборнике Сорокин ее и использовал, именно литературную эстетику. В спектакле я оттолкнулся от того, что видел в большей степени в кинематографе и в нескольких телеспектаклях, от того «музея образов», который представлял из себя советский театр 40–50-х годов.
О текстах Сорокина
Перед написанием сценария вы общались с Владимиром Сорокиным. Как прошли ваши переговоры и что вам важно было от него услышать?
Я написал ему письмо, в котором просил разрешения на постановку. Он ответил, что одобряет. На этом наше общение и закончилось. Единственным его требованием было, чтобы мы никак не меняли текст. Об этом условии я знал и до этого, потому что слышал о скандале со спектаклем Андрея Могучего «НЕ HAMLET», где режиссер оттолкнулся от текста Сорокина и использовал много импровизации, чем Владимир был крайне недоволен и попросил убрать его из афиши.
Чем вам как режиссеру и актеру отзывается проза Сорокина?
Я прочел книгу «Первый субботник» в 13 лет, наверное — в возрасте, в котором ее еще рано было читать. И она потрясла меня не как постмодернизм: я помню детский шок от прочитанного, который остался со мной надолго. И когда я понял, что нужно сделать что-то, что будет резонировать в массовой культуре, я вспомнил об этом шоке. Так возникла идея с «Первым субботником» Сорокина, Бахом и павильоном.
В чем для вас актуальность этих рассказов, почему важно было вывести их на сцену?
Я никогда не был эстетом ни сам по себе, ни в искусстве, но возникла такая потребность: хотелось показать определенной общественности Петербурга и себе, что я могу сделать что-то, про что скажут: это профессиональная работа, а не прикол enfant terrible. По-своему это всё равно эпатаж, хоть и безобидный. Главное, не воспринимать буквально, понимать, что это художественный акт.
Я не преследую цели уколоть или развенчать что-то, мне именно нравится эстетика, нравится феномен того, что из уже угасающего соцреализма появилась плеяда художников, поэтов, прозаиков, таких как Кабаков, Пригов, Монастырский. Тексты Сорокина эстетически кажутся мне выверенными, точными, интересными — несмотря на всю мерзость и физиологичность, я считаю их искусством.