Вы уже не первый раз номинированы на «Золотую маску». Какое отношение к номинации у вас сейчас?
Мне приятно, что эта номинация общая с Мишей (видеохудожник Михаил Заиканов — прим.ред.), с которым мы много работаем вместе: и сценографию, выставки и видео. Мне важно, что номинирован и сам спектакль, потому что это независимый театральный проект, это совершенно другая специфика производства. Радостно, что есть тенденция обращать внимание не только на репертуарный театр, но и на независимые, гибкие проекты, которые создаются более сложных условиях, чем когда команда приходит на театральную площадку.
А как вы попали в этот проект, в спектакль «Версия Чайки»?
Я часто работаю с этой продюсерской группой: Дашей Вернер, Женей Петровской и Настя Харабиберовой. Они познакомили меня с Леной Ненашевой, им показалось, что это может быть удачный тандем. Так и оказалось.
Это ваша совместная номинация с Михаилом Заикановым, а как сложился ваш творческий дуэт?
Я люблю очень работать в паре с художниками, меня это никак не смущает. Если есть контакт, то это, наоборот, ещё интереснее, чем когда ты один. С Мишей мы очень близкие друзья и это очень редкое совпадение дружбы и соавторства. У нас нет ни перетягиваний одеял на себя, ни обид. Мы с такой радостью все делали. Это как отдыхать с друзьями.
Научно-творческая резиденция ЧЕХОВ#APi – отель в стиле хай-тек. Это уже изначально готовая декорация. Для вас это было сложнее или легче?
Мне как раз сложно со стандартными театральными коробками, это моя проблема. Я их боюсь, я с ними редко работаю. Мне нравится интегрироваться в реальные пространства. Может быть, потому что я параллельно много работаю в кино, где выбирается объект и из существующего создается что-то совершенно новое. Это такое изменение среды, домысливание, нежели пустой куб который нужно заполнить.
В спектакле 4 сюжетные линии, 6 героев. Каждый из них придумывал высказывания от имени своего персонажа, а куратором этой истории выступали вы. Расскажите, как это было.
У меня есть большое любопытство к тому, что спектакль и среда создается не большим художником, который надевает историю поверх актёрской работы, поверх режиссуры и интегрирует, а создается вместе с участниками. В начале репетиций мы договорились, что кроме актёрской разработки своего героя артисты будут придумывать, какое самовыражение этому герою может быть свойственно. При этом я не ставила ограничения, что это обязательно должно быть современное или визуальное искусство. Например, арт-проект Медведенко – это социальная реклама в виде плакатов о защите прав детей.
Дальше я помогала ребятам реализовать их идеи. Это суперинтересный опыт. Я бы сама так не придумала, потому что пользовалась бы только своими суждениями о героях и их мире, а благодаря актёрам, которые в это включились, появились какие-то неочевидные решения и образы.
Вы много работаете в кино, это сказывается на театре?
Я не сильно разделяю практику, что здесь я занимаюсь кино, а здесь я занимаюсь театром. Конечно, есть свои технологические правила и законы, но, мне кажется, что мы всё равно создаем либо чуть более похожую на реальность среду, либо чуть менее. Главная грань – в степени условности, в которой нам хочется играть.
В «Чайке» многие объекты работают на втором плане, так как там открытая почти парковая территория. Это очень любопытно выстраивать: на втором плане можно увидеть параллельное действие или другие инсталляции. С этим были и свои сложности – нужно было простраивать зрительский маршрут так, чтобы они не увидели что-то раньше, чем нужно.
Не было опасений, что зрители будут сильно отвлекаться как раз на эту многоплановость?
Мне кажется, что это, наоборот, наше преимущество. Потому что если зритель хочет посмотреть на красивый закат или на яблоневый сад и у него до этого не было такой возможности, почему бы не подарить этот опыт в этом спектакле? Мне кажется, что жёстко контролировать зрительское внимание вовсе не обязательно. У нас были зрители, которые вообще уходили куда-то гулять в другую сторону. Так бывает.
Если это не рушит выстроенный процесс, то мне как раз нравится, когда люди подмечают какие-то вещи, которые мы сами не закладывали. В этом большое преимущество работы с таким местом как Чехов API.
А скажите, что было самое сложное в работе. Были ли какие-то такие моменты, которые помните до сих пор?
Для меня было сложно то, что из-за логистики спектакля и наших вынужденных ограничений пришлось объединять арт- проекты актеров, которые играют в составе. Эта интеграция двух арт-проектов в один меня расстроила. В этом никто не виноват, это независимый, созданный своими силами театр. Раскатывать губу тут особо не было возможности.
Кстати, с огнем работать сложно! Я очень боялась, потому что актриса Настя Чуйкова, которая играет Нину, придумала, что ее декорация – это арка, а я ей предложила, что она в конце загорается. С этим, конечно, мы понервничали. Но вроде пока ничего не спалили, работает.
Какие ваши ближайшие творческие планы, которыми вы бы могли уже поделиться.
Ой, это связано как раз с Маской, мы с моим коллегой, художником Сашей Барменковым, будем делать лабораторию «THEATRUM» в Казани, и это, наверное, самое для меня вдохновляющее предложение, которое было за последнее время. Мы готовим программу для участников чтобы дать возможность практиковаться на стыке театра и музея, использовать разное зрительское восприятие, выдумку и артефакты. Это направление работы мне кажется безграничным и увлекательным.
Напоследок, скажите, а какая сюжетная линия ваша самая любимая?
Моя любимая, и я этого не скрываю, Треплева. Во-первых, для меня это какой-то очень важный персонаж. Во-вторых, может быть, так получилось из-за состава актёров: Леша Фокина и Феди Левина. Они для меня открыли каких-то новых Треплевых. Мы придумали не просто героя, а придумали, какой это художник – ребята написали свои манифесты, они оба есть в спектакле.