Светлана Рябова

"Операнищих", Театр Сатиры, г. Москва

Светлана Леонидовна, каков ваш личный отклик на «Оперу нищего» Джона Гея и на тот приближенный к современности текст, который был представлен для работы режиссёром?

Думаю, мой отклик заключается в том, что я играю в этом спектакле. То есть, когда Андрей Михайлович Прикотенко прочёл новый вариант пьесы, который он написал, я это приняла, я доверилась ему как режиссёру, и мы начали работать. Репетиционный период был непростым, но интересным.

Насколько я знаю, это ваша первая работа с Андреем Прикотенко и первый его спектакль в Театре сатиры. Что отличает его как режиссёра метод работы с труппой, на ваш взгляд?

Он глубоко и тщательно разбирает каждого персонажа спектакля. Чувствует любую фальшь в игре актёра. Его похвалы дождаться почти невозможно. Он требует убедительности, заразительности, искренности и открытости. Он деликатен и терпелив.

Надо заметить, что и этот спектакль в репертуаре театра Сатиры, и роль Маши в вашем творчестве стоят отдельно – на особом месте и в эстетическом, и в репертуарном плане, я имею в виду. Были ли какие-то сцены, которые были особенно сложны?

Самым тяжёлым было для меня быть сдержанной. Сейчас попробую объяснить, в каком смысле. У Чехова в пьесе «Иванов» есть такая фраза: «Жизнь человека подобна цветку, который благоухает в поле. Пришёл козёл, съел – и нет цветка». Моя героиня Маша когда-то была таким цветком… Так вот, когда Боря (персонаж Александра Чевычелова – прим. ред.) – Машин, так сказать, муж, – говорит ей в глаза очень обидные, безжалостные, страшные слова, когда, я бы даже сказала, он хлещет её ими, – мне хотелось защитить свою героиню Машу, ответить ему, высказать своё мнение о нём и той «жизни», на которую он обрёк её. Но Андрей Михайлович Прикотенко не дал мне этого сделать. Он мне объяснил, что я не должна ему отвечать, я должна быть внешне сдержанной – и зритель всё равно поймёт, кто есть он. И в результате я окажусь по-женски сильнее его. Это очень тяжело, очень тяжело. Но это красиво.

Какова доля свободы и импровизации в спектакле, которую оставил вам режиссёр? Есть ли она?

Импровизация была и должна была быть, и режиссёр этого хотел, – во время репетиций. Когда спектакль сделан – всё: всё найдено, всё обговорено, всё решено. Он категорически против ненужных импровизаций.

Артист ближе всех в театре к зрителю. Прежде всего, энергетически. Как, на ваш взгляд, изменился московский зритель за последние годы?

Мне кажется, что люди вообще не меняются. Во все века люди одинаковые: одинаковые страсти, одинаковые проблемы…  Да, имеют большое влияние на человека обстоятельства и время. Однако ценности – они остаются всегда одни и те же. Бриллиант – он всегда останется бриллиантом. Бриллиантов мало на Земле. А камень всегда останется камнем. Камней очень много, но всё-таки ценится бриллиант. Так вот человек сам выбирает для себя ценности. Это в его власти, независимо от времени.

Знаете, как Высоцкий говорил: «Я не люблю холодного цинизма, я это никогда не полюблю» (цитата из песни – прим. ред.). Я согласна с этими словами. И когда я выхожу на сцену, я ищу для себя в зале тех людей, которые поймут меня. Ищу тех, в чьих душах откликнутся мои ценности, о которых я хочу сказать. И поэтому для меня зритель всегда будет один и тот же, я не знаю, изменился ли он. Я всегда интуитивно буду искать те сердца, которые меня поймут, которые почувствуют меня, а я почувствую их, и между нами произойдёт это волшебное взаимодействие, в коем и заключается тайна искусства. Круговорот энергии. И мы будем счастливы. По-настоящему (улыбается).

Если говорить о литературе: с каким материалом вам как актрисе хотелось бы ещё поработать?

У меня есть спектакль по рассказам Чехова, который я невероятно люблю. Он называется «Невидимые миру слёзы», мы его играем на малой сцене. Мы играем спектакль уже пять лет, но я до сих пор не могу привыкнуть к словам, потому что Чехов гений. Каждый раз, когда я произношу текст, во мне что-то происходит, и внутри разливается такая невыносимая радость – мне хочется смеяться, прыгать, как ребёнок, от счастья, только потому что я произношу эти слова. Я хочу ещё работать с его пьесами. Играть, играть Чехова, Бунина, Тургенева… Они настолько интересны! И когда не просто в процессе чтения, но после того, как ты вжился в каждое слово, которые они написали, на тебя снисходит озарение, тебе открывается тайна, почему тот или иной герой это сказал, или почему он это так сказал – тогда, знаете, просто мурашки по телу бегут от счастья, и ты, безусловно, растёшь на этом материале. Ведь всё-таки очень хочется расти, совершенствоваться… Иначе скучно. И бессмысленно.

Согласна. Светлана Леонидовна, обращаясь к жизни – можете сказать, что вас вдохновляет сегодня?

Меня вдохновляют успехи моих дочерей. Очень вдохновляют мои личные преодоления себя. Я бы даже сказала, не преодоления, а возможность преобразить свой образ жизни так, чтобы, например, не суетиться. Потому что, когда человек суетится, он совершает ошибки. А если ты находишь в себе силы остановиться, задуматься и стать добрее – просто элементарно добрее, чтобы понять, например, другого человека, – тогда сразу в твоей жизни происходят какие-то невероятные мелочи. Хотя, нет, не мелочи – мелочей, по-моему, вообще нет, ведь жизнь наша, по сути, из них и состоит. Происходит что-то такое, что тебя радует и помогает находиться в согласии с самим собой. А это очень важно. Посидеть в тишине и подумать – большое вдохновение!

А ещё вдохновляют солнечные дни. Когда солнце на улице – это потрясающе!