Сергей Кретенчук

«Книга непокоя», Молодежный театр, Архангельск

О поиске визуального решения

Чем вас зацепили философские размышления португальского писателя Фернандо Пессоа, когда вы впервые познакомились с «Книгой непокоя»?

Своей абсолютной ненужностью. Они как раз притягательны тем, что в них нет никакого смысла. Их никак нельзя применить, из них ничего нельзя извлечь. Это как цветок – он красивый и причудливый, но для человека смысл этой красоты не ясен.

Вы один придумывали визуальное решение пространства спектакля или это происходило в процессе обсуждений с режиссёром Ильей Мощицким?

Вряд ли можно сказать, что мы придумываем вместе. Скорее, мы разговариваем, стараемся внимательно друг друга слушать и нежно относиться к идеям друг друга, по возможности делая так, чтобы им хорошо было вместе.

Как возникла идея именно такого пространства – с ярко-оранжевым блестящим полом, кубами, на которых располагаются актёры, раковиной жемчужины в центре?

Мне уже давно хочется избавиться от символьной системы, когда предмет на сцене воспринимается как знак или образ. Перед тем как решать, что будет на сцене и во что будут одеты ребята, я стараюсь придумать на основе текста ряд законов. Например, неорганическое обрамляет органическое, при этом неорганическое – гладкое и однородное, а органическое – всегда неоднородное. И дальше на основе этих законов я начинаю собирать всё из какой-то одной или нескольких изначальных деталей. В случае с «Книгой непокоя» этими изначальными деталями были мраморная раковина, наполненная черной жижей, и кроксы.

О возможностях интерпретации вне символьной системы

Когда зрители видят раковину с жемчужиной, на которую стекает темная жидкость, каждый расшифровывает увиденное по-разному: для кого-то это нефть, а для кого-то обычная грязь. Насколько важны для вас зрительские интерпретации?

Я не могу никак вмешиваться в отношения зрителя и спектакля. Если для него всё это что-то значит – здорово и классно! 

Почему в спектакле появились роботы, которые черпают нефть из раковины и разливают по блестящему полу?

Сначала, как я говорил, появилась раковина. В ней мне была важна неоднородность как в пространстве, так и во времени. И роботы казались лучшим способом создать неоднородность во времени. Учитывая то, что они далеко не всегда ведут себя предсказуемо, получилась настоящая незапрограммированная неоднородность. К тому же возникал определенный контраст: твердое – мягкое, жидкое – твердое, органика – механика. Мне интересно было выстраивать связи внутри этих сочетаний.

У вас есть ощущение конфликта человека, выбирающего между живым и искусственно созданным в современном мире?

Любой продукт, сделанный человеком – это результат работы с живым. Кроме живого, нам не с чем работать. Даже накладывая утром макияж, мы работаем с живым. Поэтому я не вижу здесь конфликта. Например, я не совсем понимаю людей, которые противопоставляют город и природу. Всё, что нас окружает в городе, это тоже природа – просто пересобранная человеком, который является частью природы. Хотелось, чтобы в спектакле были предметы и материалы, прошедшие разную степень соприкосновения с человеком и его деятельностью.

О создании актёрских образов

В спектакле на экранах появляются крупные планы артистов и зафиксированные моменты реальности, выхваченные камерой из потока жизни…

Экраны – еще один способ фокусировки на происходящем. Но не напрямую, а через объектив Стёпы и сознание Марины, которая дополняет изображение рисунками (актеры Архангельского молодежного театра Степан Полежаев и Марина Земцовская – прим. авт.).

Как вы работаете над созданием образов актёров в спектакле? Отталкиваетесь от их индивидуальности и продумываете все детали от одежды до причёски и макияжа?

Я отталкивался от ребят, потому что это наш третий спектакль, и я их уже знал. Мне интересно делать костюм для конкретного человека. Например, вспоминал, как выглядит Ира (актриса Архангельского молодежного театра Ирина Булыгина – прим. авт.), представлял её пластику. Это такой бессознательный процесс.

Можно сравнить костюмы актёров в двух спектаклях Ильи Мощицкого – «История одного города» (спектакль Архангельского молодежного театра по роману М. Салтыкова-Щедрина, вошедший в программу «Маска Плюс» в 2021 году – прим. авт.) и «Книга непокоя». Как бы вы охарактеризовали способ работы над ними?

В «Книге непокоя» важна в первую очередь личность актёра. Нужно было понять, как эти конкретные люди будут выглядеть в этом пространстве, произнося этот текст. А в «Истории одного города» был придуман немного странный мир, населенный персонажами, воплощенными актерами.

О самореализации художника

Какие возможности для самореализации художника вы видите в современном театре?

Я сейчас не до конца понимаю, что есть «современный театр». Думаю, мне было бы весело самореализовываться в «Блистательном театре» Мольера. Хотя возможно, что так кажется сквозь призму постмодернистского сознания. Во всяком случае, сейчас театр Мольера с фонтанами, павлинами и фейерверком кажется мне лучшей идеей.

Кроме оформления спектаклей, какая сфера работы вас привлекает как художника?

Я очень люблю выбирать красивые вещи. В принципе для спектаклей я делаю именно это. Но еще мне нравится делать это абстрактно: у меня есть телеграм-канал, куда я выкладываю все красивое и дорогое, что пока не могу купить. Еще у меня есть проект про запахи – Takie krasivie flakony, где я рисую несуществующие флаконы для существующих духов.

Мне важно работать с классными ребятами, а их не так уж и много, и не все из них хотят работать со мной. Поэтому большинство моих проектов – это работа с режиссерами Ильей Мощицким или Олегом Ерёминым. В какой-то момент, чтобы была возможность работать в театре только с классными людьми и не умереть от голода, я нашел себе работу библиотекаря – а на самом деле дизайнера в районную библиотеку. Но по чудесному стечению обстоятельств там тоже оказались классные люди. В общем, сейчас я веду двойную театрально-библиотечную жизнь.​

О красоте в искусстве и жизни

Что для вас – красивые вещи?

Возможность увидеть за вещью внимательный подход к ее созданию. Дальше контекст этой вещи может откликаться или нет моему наполнению. Иногда мне просто может не хватать инструментария, чтобы красоту вещи понять. Но даже в таком случае важно, чтобы вещь выдавала в себе этот внимательный подход. Тогда я буду пытаться вещь узнать, понять и полюбить. А когда получается – это невероятно!

В чем для вас критерий красоты?

Красивое – такое всеобъемлющее понятие для меня, что я никогда не смогу дать ему определение. Когда твой мозг достаточно организован, чтобы создать немного мира вокруг себя, получается красивое. Иногда это дополняется контекстом. Это может быть или провокацией, или нежностью, или еще чем-то. Но ключевое – мотивация переформулировать материальное в новые формы, сочетания и цвета. Если это делается осознанно и эту осознанность удается считать – получается красиво.

Что значит стиль в повседневной жизни?

Знать как можно больше про вещи, которые используешь. Если человек знает, какая это вещь, он классно ею пользуется.

О вдохновении

Кто или что вас вдохновляет в современном искусстве? За чьим творчеством следите?

Очень долгое время меня вдохновлял Алессандро Микеле – креативный директор Gucci. Сейчас я от него немножко подустал, но это не означает, что он стал хуже. Просто так устроен мозг – ему все время надо обновляться. То, что делает Алессандро Микеле – это, по сути, театр: так выстроены показы и сделаны рекламные кампании. У них было гениальное видео про Ноев ковчег, в котором очень красиво одетые люди вместе с красивыми животными садятся в огромную лодку.

Сейчас ему на смену пришел очень красивый Mарко Панконези, который делает очень красивые ювелирные украшения. Меня вдохновляют красивые вещи, через которые видно красивых людей.

Почему «Книга непокоя» Фернандо Пессоа должна быть поставлена сегодня?

Так сложились обстоятельства. В какой-то момент Илье попался этот текст и понравился ему. Он показал его мне – и мне тоже понравился. А до этого мы вообще познакомились с Ильёй. (Смеётся). Это ряд событий, которые привели к тому, что нам захотелось поставить этот текст.