Роза Шмуклер

Моцарт «Дон Жуан». Генеральная репетиция, Театр «Мастерская П.Н. Фоменко», Москва

О первых репетициях

Расскажите, как вы оказались в спектакле Дмитрия Крымова? Насколько мне известно, и замысел, и состав артистов существенно поменялся после первых репетиций.

Дмитрий Анатольевич проводил в театре что-то вроде конкурса, мы пели, рассказывали о себе. Мы как раз не были знакомы, и первый раз увиделись на этом конкурсе. Я сразу была распределена для участия в это спектакле и видела весь процесс от начала и до конца 

Как рождался образ вашей героини? Не сразу же Дмитрий Анатольевич предложил вам играть уборщицу Розалию…

К тому моменту, когда Дмитрий Анатольевич окончательно придумал спектакль, мы уже вовсю репетировали. У меня несколько раз менялись роли, я была Донной Анной, и вдруг Дмитрий Анатольевич сказал мне, что я буду Эльвирой, а потом мы ушли в отпуск. Я знала только одно – я играю Эльвиру. Когда мы в сентябре пришли на следующий блок репетиций, я уже до выпуска репетировала Эльвиру. Но, конечно, это не Эльвира в прямом смысле. Как раз в этом блоке репетиций появился образ уборщицы. Я долго сопротивлялась – мне не хотелось, чтоб её звали так же, как меня, к тому же Розалия это и не моё имя. Я – Роза.  Но всё же она стала именно Розалией. 

Как вы работали с маской-гримом? Как поменялась ваша пластика?

Маска – это оказалось очень сложно, я даже не ожидала. Я же ещё пою в спектакле, а в маске невозможно в полной мере пользоваться всеми своими резонаторами, не получается раскрыться так, как требуется для профессионального оперного вокала. Когда маска только появилась, я хохотала до безумия от осознания, насколько смешно я выгляжу со стороны. Ведь у моей героини видны только глаза и рот. Дмитрий Анатольевич не мог понять, я плачу или смеюсь. Потом постепенно, когда мы уже работали некоторое время в масках, я поняла, что это совсем не смешно. На мне такие толщинки, и так много всего, что становится невероятно жарко. Снять это всё в конце спектакля, невероятное удовольствие.

Об опере и фонограмме

Почти все зрители и критики обсуждали, что в спектакле совершенно невозможно угадать, поёт артист оперную арию вживую или под фонограмму. Как появился этот фокус? Что зависит конкретно от вас в данной ситуации?

Музыкальный материал в спектакле оперный. Изначально Дмитрию Анатольевичу было важно, чтобы артисты пели. Пели не только как драматические актёры, но и обладали оперным вокалом. В первом акте мы поём под фонограмму с колонками, спрятанными у кого где. Когда мы начинаем петь вживую во втором акте, действительно, даже многие музыканты не понимают, кто из нас сам поёт, а у кого включается запись, и что вообще происходит. Надо сказать, что с нами работал потрясающий звукорежиссёр Андрей Борисов, который уже делал в нашем театре спектакль «Завещание Чарльза Адамса, или Дом семи повешенных» (режиссёр – Олег Глушков). Он так всё отстраивает в зале, что действительно непонятно, кто как поёт. 

О тексте и Дон Жуане

Конечно, спектакль Дмитрия Крымова не о Дон Жуане. Но говорили ли вы на репетициях об этом герое, что обсуждали?

Я думаю, что лучше об этом знает Женя Цыганов, потому что Дмитрий Анатольевич много времени уделял конкретно его персонажу. Для меня – это собирательный образ режиссёра масштаба личности Петра Наумовича Фоменко. Он говорил, что в театре не бывает демократии. 

Текст, придуманный Дмитрием Крымовым, напоминает бесконечную импровизацию, поток сознания. Как вы работали с текстом? Был ли вообще такой процесс как выучивание текста?

Изначально была партитура спектакля, но по ходу менялось очень много. Дмитрий Анатольевич приходил утром и говорил, вот смотрите, что я написал. Конкретно у моего персонажа процесса выучивания текста не было. Вообще, я думала, что моя бабуля Розалия при всей своей комплекции, внутри будет тонкая и звонкая. Но получилось, что костюм, толщинки, эти бинты на ногах, которые придумала Маша Трегубова, ботиночки, не дали мне быть тонкой и звонкой. 

Герои спектакля, в том числе и ваша Розалия, исполняют арии на итальянском языке. В это время на экране зрители видят титры на русском. Как этот текст влияет на вашу игру?

Влияет, конечно. Этот текст был придуман Дмитрием Анатольевичем для полноты восприятия всей картины происходящего, для большего объёма. Чтоб зритель лучше узнал наших персонажей. Например, историю моей героини, её воспоминания из молодости пронизывает любовь. 

О театре и режиссёре

В спектакле много размышлений о театральных штампах, стереотипах, проблемах. Многие из них довольно болезненные. Для вас всё это реальность или вы знаете какой-то другой театр?

Я думаю, что режиссёр – профессия очень кровавая. Артист отвечает за своё дело, за свою роль, но за всё, что увидят зрители, отвечает один человек. Мне кажется, что наш спектакль – про режиссёрское одиночество, про невероятную ответственность. Этот собирательный образ режиссёра воплощает Женя Цыганов. Все видят в нём мастодонтов мирового театра, видят черты большого режиссёра, эдакого тирана. Тирания во имя прекрасного, во имя искусства. Вся его жизнь подчинена этому. 

Это спектакль-прощание со старым театром, режиссёрами той эпохи, или ничего не поменяется в ближайшее время?

Мне кажется, эти темы всегда будут актуальны. У нас в спектакле «Сказка Арденнского леса» (режиссёр – Пётр Фоменко) есть такой текст Юлия Кима – «Цари пройдут, театры не исчезнут, они для мира жизненно важны». Театр как строился на режиссёре и артистах, на взаимоотношениях человеческих, так оно и будет.

Эта ваша первая работа с режиссёром Дмитрием Крымовым. Что вас больше всего впечатлило, удивило?

Самое главное, что вся наша команда работает с любовью. С Дмитрием Анатольевичем мне работалось очень интересно, у меня никогда не было опыта репетиций блоками. Я переживала, думала, что за это время что-то забывается, из головы вылетает. Для меня было большим открытием то, что это не только интересно, но и полезно. Есть возможность отложить, подумать, что-то привнести новое. Вообще, очень здорово работать с режиссёром, который знает, чего хочет. Дмитрий Анатольевич сам по себе – человек театра, за которым на репетициях невероятно увлекательно наблюдать. И он так остро чувствует.

Почему этот спектакль должен быть поставлен именно сегодня?

В принципе трудно ответить на вопрос, почему люди всё ещё продолжают ходить в театр. В случае со спектаклями Дмитрия Анатольевича тоже сложно говорить о своевременности, потому что он ставит в первую очередь о том, что лично у него болит.