По первому образованию вы экономист. Как пришли в актёрскую профессию?
Действительно, я окончила Высшую школу экономики: сначала бакалавриат, потом магистратуру. На третьем курсе пришла в театральную студию. Там у нас был замечательный студенческий коллектив, прекрасный педагог – Ирина Сиротинская, ученица Георгия Тараторкина. Ольга Рогинская вела курс по выбору – «Театральное пространство». Мы ходили на спектакли и писали эссе о своих впечатлениях. В 2004 году я впервые попала в МТЮЗ и увидела “Даму с собачкой”, “Скрипку Ротшильда”, “Трамвай Желание”. Тогда я не понимала, какие это легендарные спектакли.
После выпуска я два года работала в банке. В какой-то момент пришло осознание, что мне очень скучно, что я не хочу больше заниматься этой профессией. И в двадцать пять лет я решила рискнуть и поменять жизнь. У меня есть сестра-близнец. Она, тоже окончив ВШЭ, решила связать свою жизнь с театром и на тот момент была студенткой второго курса Щукинского училища. Конечно, я понимала, что нет никаких шансов, потому что на актёрский факультет принимают в семнадцать-восемнадцать, в исключительном случае в двадцать лет. Но я нашла педагога, который в меня поверил, и поняла, что не прощу себе, если не попробую. 30 марта я пришла в Щепкинский институт. Помню это число, потому что Щепка первая открывает двери для абитуриентов. Я решила, что не буду ждать апреля, мая. Наверно, это выглядело очень отважно и нагло. Но Владимир Михайлович Бейлис и Виталий Николаевич Иванов пропустили меня на следующий тур. Потом меня слушали все педагоги – это из-за того, что случай редкий, возраст большой. Я этот факт, кстати, никогда не скрывала. Я говорила: « Мне 25 лет, я поступаю в первый раз, буду читать Цветаеву, буду читать Чехова…» И меня взяли на курс. Я поступала и в Щуку, и во ВГИК… а вот в Школе-студии МХАТ у меня даже документы не приняли, там с этим очень строго – до двадцати трёх лет. Было обидно. Но в Щепке мне сразу понравилось. Римма Гавриловна Солнцева, Евгения Олеговна Дмитриева, Кирилл Вадимович Дёмин стали мне родными людьми. Со мной долго говорили, могу ли я учиться, действительно ли настроена заниматься этой профессией. Я сказала, что хочу и буду много работать. И всем доказывала первые два года, что не лишняя, не случайная, ничьё место не занимаю. А потом расслабилась, это же мой выбор, моя жизнь.
ВШЭ я очень благодарна: там меня научили думать, мыслить, понимать, чего я на самом деле хочу, а чего нет. К тому же, у меня “структурировались” мозги, я даже роли простраиваю математически. Умею писать схемы, грамотно составлять своё расписание, а это в театре очень нужный навык. Так что всё было не зря.
После окончания Щепкинского института вы сразу попали в ТЮЗ?
Да, я даже число помню – 22 мая. Ещё когда была студенткой ВШЭ и приходила сюда, то думала, что этот театр очень закрытый, сюда не попасть. Запомнились долгие очереди у администратора, когда никого не пускали, аншлаги. Я решила – это закрытое пространство. И вот на четвёртом курсе Щепки мы пришли показываться. Я увидела Яновскую и Гинкаса и подумала, что если шансов нет, то надо хорошо показаться, чтобы просто поднять им настроение и внутренне поблагодарить за их спектакли. Но меня взяли!
Для режиссёра Александры Толстошевой спектакль “День рождения Смирновой” – первая работа в ТЮЗе. Как проходили репетиции?
Когда Саша пришла и выбрала этот материал, я с тоской подумала: «Ой, там не разобрать, не раскопать». В студенческое время, когда нам задавали самостоятельные отрывки, я периодически открывала Петрушевскую и не понимала, про что, зачем, мне всё это казалось очень скучным, очень длинным. Но мы начали репетировать, и работа пошла очень легко. Саша очень интересно работает: никогда ни на чем не настаивает, не ломает, она направляет, наблюдает, созерцает. Такая мягкость по отношению к артистам у неё сочетается с режиссёрской уверенностью, твёрдостью. Она говорила: «Здесь стоп, здесь поворот, здесь надо посмотреть на публику…» И всегда к нам прислушивалась. Поэтому репетиционный процесс проходил невероятно легко, как-то… вдохновленно.
На премьеру пришла Людмила Стефановна. У неё был большой, эффектный фиолетовый бант. В нашем спектакле одна из героинь выходит в ярком фиолетовом платье. Такое совпадение! Мы решили, что это не просто хороший знак – это значит, что мы попали, что мы точно смогли её почувствовать.
Спектакль поменял ваше отношение к драматургии Петрушевской?
Наверное, он вообще меня поменял. Ведь эта роль – моя первая большая роль в театре. Я получила возможность от начала и до конца делать свой рисунок роли. До этого у меня были и есть прекрасные роли в других спектаклях, но в них мне пришлось вводиться. И ещё такое совпадение получилось, что героиню зовут Полина – как и меня, у нее тоже двое детей – сын и младшая дочь – это опять я!
Многие зрители пишут, что спектакль очень женский. Согласны с таким мнением?
Думаю, да. Три героини на протяжении полутора часов существуют в монологах: друг с другом, с миром и сами с собой. Обсуждают насущные проблемы: отношения мужчины и женщины, роль женщины в семье, материнство, одиночество.
Сложно работать в камерном пространстве?
В камерном пространстве работать интересно. Саша заставила артистов практически все время смотреть в зал. Обычно между актером и зрителем существует невидимая четвертая стена. А здесь много апартов, и это сложно, да. Помню, что когда впервые повернулась в зал и увидела лица, подумала: бездна! Здесь надо выбирать, либо ты максимально беззащитна и открыта в этот момент, либо провал. Для зрителя такое сосуществование тоже сродни откровению. У нас обычно очень хороший зал – разный, но всегда внимательный, вдумчивый. В пьесе дважды повторяется фраза, что в стране восемьдесят или девяносто процентов населения – женщины. Когда смотрю в зал, то вижу, что это правда! С другой стороны, камерная сцена – это пространство, где можно молчать, шептать, делать более мелкие жесты, как в кино. На большой сцене этого не слышно и не видно. Но здесь и требовательность выше.
Вы играете в детском репертуаре ТЮЗа. Есть какая-то разница для актёра, детский спектакль или “взрослый”?
В нашем театре почти все детские спектакли не такие уж и детские, особенно, если это постановки Камы Мироновича [Гинкаса]. Я играю в спектаклях «Куда девалось солнышко», «Кошкин дом», «Два клёна». Детей я воспринимаю как равных. С ними нельзя сюсюкаться, им надо уметь объяснять. Дети всё понимают и всегда реагируют на фальшь, они очень чуткие и строгие зрители. Поэтому когда они молчат, внимательно следят за сюжетом или смеются – это большая радость.