Мария Чеснокова

"А рыбы спят?", Театр "Желтый квадрат", Екатеринбург

Какие были ваши первые мысли после знакомства с материалом?

Так бывает, когда читаешь материал и понимаешь, что это «твоё». Ты хочешь это транслировать, ты прочёл свои собственные мысли.

Эта пьеса зацепила меня своей философией восприятия смерти – что нам делать после смерти близких, как пережить, как перевести минус в плюс и жить дальше, не погибать в своих трагедиях.

Мы все столкнёмся со смертью, с тем, что мы будем это переживать и я хочу как бы заранее подготовиться. 

Самая главная и интересная мысль – мы все находимся в какой-то трансформации: в рыбах, в деревьях, в воде. Вот об этом круговороте живых существ говорит моя героиня Джетта и меня это успокаивает.

В спектакле затрагивается тема смерти, довольно сложная для детского театра. Как удается говорить о подобных темах, сочетая грустное и веселое?

По-моему, про грустное вообще невозможно говорить грустным языком и с грустной интонацией. Когда мы говорим с юмором, всё приобретает жизненную форму и смысл. Поэтому эту постановку я иногда называю «весёленький спектакль про смерть».

Чёрный юмор не даёт нам витать в облаках, но помогает что-то осмыслить. Я не знаю, как играть трагедию без комедии. 

Есть мнение, что юмор – это защитная реакция. Насколько это применимо к этому спектаклю?

Иногда эта защитная реакция тебя отстраняет от того тяжёлого смысла, в котором можно утонуть.

Я сама чувствую, что в начале Джетта защищается, отмахивается от своих же мыслей, от вопросов, которые у неё в голове. Она отвечает иронично, колко, остро, но всё высказав, приходит к более спокойному уравновешенному состоянию.

Вы играете 10-летнюю девочку. Что помогло найти и удержать образ? 

Я думаю, у меня смешанный образ, я не играю 10-летнего ребёнка. Хотя иногда могу «заигрываться», могу войти в ритм или интерес 10-летнего ребенка, но всё-таки очень часто я остаюсь самой собой. Я выхожу как взрослый человек, который вспоминает то, что произошло в 10 лет, а именно ту возникшую философию в юности, которая осталась с героиней и делает ее мир шире и светлее.

Почему это моноспектакль?

Можно было бы добавить разных героев, но здесь важно, что человек остался один. 

Мама, которой можно задать вопрос, вся в слезах и у неё горе. Её как будто сейчас нет. Папа в шоке. И человек юный, моя Джетта, пытается сама разобраться. Это именно самокопание, самоиспытание одного человека, поэтому моно. 

Во время спектакля несколько раз вы напрямую взаимодействуете со зрителями. Для чего это необходимо? 

Наша площадка и спектакль — камерные. Камерное трудно сделать без контакта со зрителем. А потом, знаете, хочется иногда так чуть-чуть прикоснуться к зрителю пальчиком. Очень тихонько, но чтобы он понял, что я живой человек, что я действительно с ним разговариваю. Разбудить зрителя – вообще любимая и самая главная задача актера, я считаю. Я разговариваю с ним на сокровенные темы. И мне бы хотелось, чтобы это было в дружеской атмосфере. 

Вы сказали, что сразу поняли, что желаете транслировать в мир. О чем это послание?

Джетта фантазирует. И ее воображение помогает ей пережить свою трагедию. Она придумала легенду, с которой ей легче жить.

Вторая мысль – ничто никуда не девается, мы здесь все вместе. В едином хороводе – живые, неживые, видимые, невидимые.

А еще, Джетте предложили посещать психологическую группу. Я сократила очень много текста, но про этот «кружок» не смогла убрать. Я в последнее время всем своим друзьям пропагандирую психологов, потому что часто люди сами не могут справиться. Кто-то сказал, что весь этот спектакль похож на поход к психотерапевту. И я с этим согласилась. Человеку нужен человек, чтобы разобраться с его трудностями.

Фотограф Александр Мамаев