Марина Бабошина и Юрий Киценко

«Анна Каренина», Театр юного зрителя, Красноярск

Сколько раз вы прочитали роман?

Марина Бабошина (М.Б.): Я читала роман раза три. Первый раз в школе, второй — лет 5-6 назад, и вот в последний раз, когда начали ставить «Анну Каренину».

Юрий Киценко (Ю.К.): Я прочитал роман один раз. Когда я начинал его читать, у меня выступили слёзы, и когда заканчивал, на последних страницах тоже. Казалось бы, совсем не примечательные сцены, но меня так пронзило начало, что я с первых страниц начал сопереживать персонажам, что Стиве Облонскому, что Долли, что всем остальным. Конечно, когда я работал над ролью, я перечитывал сцены, которые касаются моего персонажа Левина, и у меня есть пометки на страницах, мне интересны мысли писателя и моего персонажа. Особенно меня поразил финал. Я ставил себя на место моего персонажа, как он сидит в поле, идет дождь, а он думает: «Что за вера кругом? Ведь существует много верований на свете! Зачем я об этом думаю? Зачем мне это?» Я понял, что это конец романа, а мне не хочется, чтобы он заканчивался! 

Чем вы вдохновлялись при работе над ролью?

М.Б.: Мне очень нравится эта роль, хотя она немогословная. Долли — это самый маленький персонаж в романе. Когда мы готовили спектакль, инсценировки еще не было, Александр (режиссер — прим.ред.) хотел ее писать из того, что мы найдем в романе: из того, что каждому из нас в наших персонажах будет близко. И я с большим удовольствием перечитывала «Анну Каренину», выискивая Долли среди огромных и  важных перипетии всех главных героев. У нее ведь буквально 3-4 сцены во всем романе. В какой-то момент я стала читать роман с её точки зрения — у меня случилось откровение. Она ведь говорит в романе, что смотрит на жизнь «со стороны»: все двигаются, у всех перемены, люди влюбляются, изменяют друг другу, что-то рушат, что-то создают, а она как будто на отшибе и только может все время наблюдать. И это было ключевой точкой у меня в работе над ролью. 

Ю.К.: Мне очень близок мой герой, Левин, так как я сам человек деревенский, во время репетиций я представлял свою родную деревню, свое детство. И мне это очень помогало, мне очень было приятно, что наконец-то я принимаю участие в таком спектакле, играю такого героя, с которым у меня много общего! 

Сможете ли вы объяснить закадровую речь своих персонажей?

Ю.К.: Так задумал режиссёр. Закадровая речь — это наши внутренние монологи, наши внутренние ощущения. Есть сцены, где герой сидит наедине с собой и разговаривает вслух, сцены, которые режиссёр решил записать на аудио, и мне показалось, что это прекрасно сделано. Это также нам помогает, как актёрам, так как есть моменты в произведении, когда закадровый звук один, мысли, текст, интонации одного настроения, а играть мы можем совсем другое. 

М.Б.: Я думаю, это живое проникновение текста романа в ткань нашего существования. Режиссёр не ставил нам задачи погрузиться в персонажа от первого лица, мы существуем с ними на определенной дистанции. Закадровый текст добавляет этой остраненности.

Открылись ли вам ваши персонажи с другой стороны во время работы над спектаклем?

Ю.К.: Мой персонаж, Левин, действительно открылся мне с другой стороны. Это мужчина 34 лет, состоявшийся, и единственное, что его гложет, — это обретение семейного счастья. У меня в персонаже вроде то же самое, однако мой Левин — еще не состоявшийся мужчина в этом смысле, а юный студент, который только начинает становиться мужчиной благодаря соединению с Китти. Мой персонаж получился более нервный, который может заплакать, а может и с кулаками в драку пойти. А в романе это более твердый мужчина, он разрушает барьеры из-за любви к Китти.

М.Б.: Я вообще была удивлена, когда меня распределили на эту роль. Мое к ней отношение крепло по мере ее становления как героини в нашем спектакле. Сначала мне казалось, что Долли очень сердитая и злая. Как и многие, я сталкивалась в жизни с изменами, и мне знакомо это чувство злости, этот комок неразрешенной несправедливости, поэтому мне казалось, что Долли должна быть зла. Но по мере того как я работала над ролью и читала роман, эта злоба из неё ушла, осталась только большая боль и свет. Боль даже не из-за того, что ее обманули, а из-за того, что она видит и чувствует неумолимость хода времени, чувствует, что все попытки создать счастье всегда обречены на провал, ведь мы все умрем, а время безжалостно, и глупо на это злиться. В романе ведь все герои одержимы жаждой счастья любой ценой, а у неё это не столько желание получить счастье, а стремление к свету, поэтому она и и прощает в итоге своего мужа.

А как зрители воспринимают спектакль?

Ю.К.: Спектакль зрители воспринимают с большим доверием. Я вижу, когда они заходят в наш небольшой зал, в нашу «капсулу», то понимают, что актеры работают в метре от тебя, и уже никуда не деться. И зрители не выходят из зала, хотя спектакль идет два часа без антракта. Большинство — это женщины, девушки, и видно по глазам, что они сильно проникаются нашим спектаклем, мужчины тоже есть. Думаю, что зрители не жалеют, что приходят к нам на спектакль.

М.Б.: Зрители воспринимают по-разному. Очень интересно, что режиссёр настоял, чтобы в зрительном зале у нас сидело не более 30 человек. Это предельно камерная атмосфера. И люди разные приходят, кто-то очень сильно сопереживает, кто-то первое время очень долго вникает в структуру. Недавно был прекрасный случай. Девушка в вечернем платье привела с собой молодого человека в спортивном костюме. Он сидел на первом ряду и очень мучался, закрыл лицо руками, а в середине спектакля вдруг стал комментировать, причем не отстраненно, а с пониманием: «Да как она так делает? Да как она так может?» 

Человек открыл для себя Толстого! Это действительно прекрасно!

М.Б.: Да!

Почему спектакль надо ставить именно сегодня?

М.Б.: Поразительно, насколько некоторые вещи не меняются. У Стивы, мужа моей героини, жившего на ее деньги и которого она в конце романа лишила содержания, есть такая фраза: «Денег не было совсем, но жить можно»! Очень современно.

Сегодняшний день нам показывает, что люди во все времена остаются людьми. И чаще всего в каких-то глубинных страстях в них ничего не меняется. И с одной стороны, это какая-то стабильность, с другой — это очень грустно. Получается, что развитие человека закольцовано на протяжении истории. Потому что между нами и ними нет никакой разницы, вообще никакой!

Ю.К.: Почему сегодня? Я считаю, что этот роман можно ставить вечно. Пока будет на Земле мужской и женский пол, этот роман можно ставить бесконечно, в любое столетие. Я очень рад, что я его прочитал именно в свои 27 лет. По моим ощущениям, он попал мне прямо в точку. Я его читал очень легко, как будто смотрел серии одну за другой. Повторюсь, как бы банально это ни звучало, это вечный роман.