Если я не ошибаюсь, до того, как вас пригласили в Молодежный театр, в Сыктывкаре вы ни разу не были. Трудно ли ставить спектакль о незнакомом городе? Или это помогает?
Зависит от людей, которые работают с тобой в команде. Мне очень помогли видеохудожник Иван Федосеев и завлит театра Юлия Леготина. Если бы я один собирал интервью и ездил в места про которые нашёл в интернете, было бы тяжелее, и это в принципе тупиковый путь, как мне кажется.
Маршрут спектакля выстраивался не сразу и пролегал не через, так скажем, открыточно-парадные или просто традиционные для приезжих места. Это походило на путешествие по болевым точкам, брошенным историям или же, наоборот, по местам наибольшего скопления актуальных городских процессов. Так собирался миф.
С чего началась работа над спектаклем?
С выбора материала. Этот спектакль планировался на открытие Молодёжного театра. Требовалось что-то, что будет отличаться от репертуара Академического театра драмы им. Савина, с которым Молодежный сейчас делит здание. Нужно было начать работу по поиску своего стиля, способа работы и отразить важные для театра вещи в самом первом спектакле, на который, по идее, устремится молодёжь как основная аудитория. Обсудив разные варианты, в итоге решили создать материал самостоятельно, выстроить спектакль на месте, вырастить его из контекста, среды, которая и получила своё название «СКТВКР». Классно, что теперь это сочетание букв ушло в народ и теперь его пишут даже те, кто не был на спектакле.
Вы ездили по разным местам Республики Коми для того, чтобы собрать материал. Что запомнилось больше всего, что сильнее отозвалось?
Первое место, куда меня привели, был Револьт-центр, названный в честь советского учёного и диссидента Револьта Пименова. Там же располагается съемочный павильон канала «7×7. Горизонтальная Россия». В Револьте проходят очень крутые мероприятия, выставки. Ребята, помимо всего прочего, продвигают культуру, язык Коми. Мне понравился их подход: не на каждое событие приходит много посетителей. И не это главное. Например, на фестиваль корейских короткометражек может прийти, допустим, три человека. Так вот им это так же важно, как и те мероприятия, на которых собирается толпа. Потому что те три человека получат свой важный месседж. Такая простая мысль, но там, в Сыктывкаре, она прозвучала особенно. В минус 40 градусов где-то в городе показывают документальный фильм. И люди приходят и смотрят его. Это прекрасно.
Мы сразу подружились с Аленой Зезеговой — управляющей центра и гражданским активистом, Ниной Попугаевой — ведущей «7×7», еще я там познакомился с блоггером Соней Шиманской, её монолог вошел в СКТВКР.
Дальше были село Ыб, женский монастырь. Настоятельница не разрешила записывать интервью, но общаться было очень интересно. Останавливались на берегу реки Айувы, где были найдены остатки ихтиозавра. Таёжная природа очень красивая.
Разговаривал по телефону с героем аварийной посадки Ту-134 в Ижме — Сергеем Михайловичем Сотниковым. К сожалению, встретиться вживую с ним не вышло, так как ехать более суток. Не съездил в Воркуту, хотя очень хотел, особенно после интервью с лыжником Андреем Нутрихиным.
Общаясь с жителями, какие вопросы вы им задавали?
Интервью всегда начинал с простых вопросов о сегодняшнем дне. А дальше всё индивидуально, даже не знаю, как это работает. Заметил такую вещь: мне стало очень интересно слушать людей, не связанных с театром. Они, в свою очередь, чувствуя неподдельный интерес, делились со мной иногда тем, что никому не рассказывали. Это был важный коннект.
В спектакле вокруг актёров соединяются и выстраиваются стихии — вода и огонь. Собственно, сцена представляет собой неглубокий бассейн. Как с технической точки зрения вам и исполнителям работалось в таком пространстве?
Бассейн с водой доделали ближе к премьере. Было экстремально. Налить на академической сцене маленькое озеро, потом вывести эту воду – я думаю, это испытание для любого театра. Отдельный технический вопрос – температура воды. Сначала нагревали чайники, весь театр нёс. Искали системы подогрева для бассейнов, но это сложно, так как глубина у нас небольшая. Потом подключили горячую воду из водопровода, однако она оказалось ржавой, поэтому купили мощный фильтр, и тогда жизнь наладилась. Теперь схема отработана: за определённое время до начала спектакля бассейн промывается, затем наполняется горячей водой. Когда зритель заходит, ещё можно видеть небольшой пар. В течении спектакля вода не успевает остыть до такой степени, чтобы артистам стало холодно.
Интересно еще и то, что зрители располагаются в непосредственной близости к происходящему, спектакль играется в камерной обстановке. Как и почему возникло это решение?
Мы много работали над тем, чтобы интонация спектакля была документальной. Чтобы актеры не играли, не было «посыла», зачёта по сценической речи. Больше всего мне не хотелось, чтобы текст «вещался с возвышения» сцены. Хотелось создания общего пространства.
В спектакле есть три истории, связанные с мусорным полигоном на станции Шиес. Формально он относится к Архангельской области, но фактически до Архангельска ему три Франции, а до Сыктывкара всего 100 км. То есть, если бы полигон начал работать, грунтовые воды с ядовитыми веществами попадали бы в водную систему города. Вопрос был очень болезненным для всей республики. Так, в спектакле есть история про поезд «Воркута — Москва», который раньше останавливался на станции Шиес. А теперь он не останавливается там вообще, чтобы люди не могли приезжать на митинги: состав, подъезжая к Шиес, набирает скорость. Все, кто в нём едет, понимают почему это происходит, поэтому ждут этого момента и машут, кричат пришедшим встретить проносящийся мимо поезд. Люди стоят даже на подъезде к станции, на насыпях. Все они кричат друг другу, хотя окна в вагонах не открываются и ничего не слышно. Этот момент в спектакле очень важен, он объединяющий для всех. Не могу представить, чтобы это было за четвёртой стеной и как-то декламировалось со сцены в партер.
Чёрный цвет — определяющий в художественном решении, но он не про мрачность, а скорее про северный аскетизм и внутренний стержень. И это также позволило воссоздать вам потрясающую световую игру. Расскажите о работе со светом.
Сложность в работе над спектаклем была в том, что Анастасия Юдина, художник, с которым я постоянно работаю, не смогла поехать в этот раз. Я не успел никого найти и пришлось самому выступить в роли сценографа и художника по костюмам. В принципе, мне кажется, что и пространство, и костюмы в этом спектакле от ощущения молчания. Оно какое-то особенное на Севере. Для меня вообще это спектакль не о том, о чем Север говорит, – это о том, о чем Север молчит. Вот когда я это понял, стало легче.
Свет я всегда ставлю очень долго и мучительно для цехов. Здесь это заняло четыре дня. Я не считаю свет обслуживающей частью оформления. Он — часть зоны тишины, своего рода связь с нашими героями. Это ещё одна стихия — стихия театра, которая проявляется в спектакле.
Если говорить о костюмах, то на поклон артисты переодеваются из простой одежды — чёрных свитшотов и брюк, в красивые, сложные театральные наряды. Пошивочный цех театра немного расстроился, когда узнал, что то, над чем они так долго трудились, появится только на поклоне. Но мне не хотелось, чтобы наши герои, чьи истории мы отбирали с такой тщательностью, просто раскланивались перед зрителями. Поэтому СКТВКР будто бы растворяется, уходит обратно в чёрную воду. А в финале на сцене уже артисты.
В спектакле удалось и запечатлеть слепок времени — что-то, что волнует жителей сегодня, — и поймать нечто на генетическом уровне. Когда придёт время для постановки СКТВКР 2.0, с чего бы вы начали работу, на чем бы сконцентрировали своё внимание на этот раз?
Мне не удалось побывать на Маньпупунёр — это геологический памятник, столбы выветривания. Они похожи на изваяние с острова Пасхи. Их обожествлял народ манси, поклонялся им. Удивительное место. Если мне предложат делать продолжение, я бы хотел начать его оттуда.