У вас даже фамилия немного созвучна фамилии героини. Принятие этой женщины, её судьбы быстро произошло?
Что значит сразу? Эта работа, тебе дают роль, ты начинаешь к ней присматриваться, принюхиваться, начинаешь примерять, искать, то есть постепенное погружение в материал.
Были моменты сопротивления?
Надо сказать, что времени у нас было немного – три недели. А Дмитрий Иванович, он режиссёр своего театра, своего сугубо индивидуального взгляда на мир со своими болевыми точками. Нет, сопротивления не было и поддавков никаких не было, все серьёзно. Мы, актёры, всегда идем за режиссёром, несмотря на то, что есть собственные отношения с материалом, проработка. Тем не менее лично я всегда доверяю режиссёру сразу, безоговорочно иду за ним.
Видимо, Дмитрий Акриш – режиссёр, которому веришь?
Да. Он умеет собрать, мобилизовать и объединить нас, заразить своей идеей.
Он говорит, что для него важно нащупать болевые точки артистов. Чтобы артист был с ним одной крови. А период создания спектакля такой короткий. Чем для вашей жизни оказалось это время?
Каждая работа, к которой ты приступаешь, как первая и последняя любовь, режиссёр, с которым работаешь, становиться для тебя учителем, мы объединяемся, становимся практически семьёй. У Дмитрия Ивановича свой ритуал, он собирает нас в тесный кружок, мы касаемся друг друга руками. Шаман, медиум, гипнотизёр. Спектакль растет, становиться более сокровенным, объёмным…
Ваша героиня больна или несчастна? И несчастна ли она?
Она несчастна, она не больна. Она заложница всей своей жизни, войны, рано умершего ребенка, предательства, несостоявшейся какой-то мечты – она артисткой хотела быть. Нет, она не больна, она прожила непростую жизнь, рядом с любимым, но может быть не всегда поступающим так, как ей хотелось, человеком. Но в ней сидит любовь и к мужу, и к дочери, и к внуку, который напоминает ей собственного умершего ребенка, несмотря на то, что жизнь её полностью опустошила.
Были образы, за которые цеплялись? Может быть, из уже сыгранных ролей?
Нет, из сыгранных нет. Я ориентируюсь на живую ткань, на саму жизнь. Понимаете, мы никак не можем стать счастливыми. Что-то не додаем детям, дети не додают нам и так далее. Часто не понимаем друг друга, забываем проявлять любовь и внимание, чтобы просто подумать о другом человеке, пожалеть его.
Сценография спектакля вам помогала или ставила трудные задачи?
В данном режиссёрском решении все гармонично. Способ общения через фонари доказывает отчужденность человека сегодняшнего. Мы это всё понимали и приняли сразу. Никакого сопротивления не было.
Присутствие внука обозначено лишь шорохами, шепотом.
Да, мальчика нет. Но зрители, с которыми довелось пообщаться, находят, что это даже хорошо, что его нет на сцене, у нас ведь не бытовое решение, где стол, стул… В спектакле существует некая иллюзия всего происходящего, вот ещё что, как будто всё происходящее на сцене давно в прошлом, ведь заканчивается спектакль, а за ширмами снова шум, жизнь, она продолжается в вашем доме, в моем, в другом, в чужом, соседском… В финале спектакля моя героиня бежит за внуком к дочери, в этой сцене я поднимаюсь на колосники и работаю оттуда, сверху, и у меня рождается ощущение почти библейское, вот как Дмитрий Иванович меня подвесил между небом и землей.
«Похороните меня за плинтусом» – чем этот спектакль стал для Курганского театра драмы? Как изменилась в связи с ним жизнь в театре?
Знаковый спектакль, который стал замечательным дополнением нашего репертуара. Он стал новым, важным и заслуженным этапом для театра с хорошей труппой.
И зал также заполнен?
Надо сказать, что зал у нас заполнен всегда, зритель любит наш театр.