Как появилась идея «Спектакля в коробочке»?
Даша Бреслер (ДБ): Это инициатива фонда V-A-C. Нам предложили сделать проект для ДК «Дзаттере» в выставочном пространстве фонда на одноименной набережной в Венеции. Запрос был на что-то вроде аудио-экскурсии, но в свободной форме. Она не должна была быть непосредственно связана с экспозицией, потому что там проходят временные выставки. Наша задача была сделать аудио-сопровождение, которое пронизывало бы все пространство.
Женя Л Збань: Дзаттере — палаццо, которое на зимний сезон переформатируют в ДК. Фонд хотел осуществить концепцию дома культуры в социальном пространстве современного города. Для нас это была мощная отсылка к советскому периоду, к концу 20-х — началу 30-х, когда начали появляться первые дома и дворцы культуры.
Даша: Проект V-A-C ориентирован на жителей, для него важен социальный контекст. Поэтому мы решили поговорить с местными. В этом спектакле мы хотели отразить восприятие города изнутри. Мне кажется, нам удалось даже обсудить болевые точки, проблемы. Узнать мнение людей, как живется в Венеции. Эти материалы мы дополнили раннесоветскими текстами. Нам показалось, что это все может каким-то интересным образом переплетаться. Так появился текст Николая Огнева «Дневник Кости Рябцева». Всё это мы запаковали в QR-коды и расклеили их по зданию.
Женя: Получилось что-то вроде спектакля-архива. Мы разнесли фрагменты нашего художественно-антропологического исследования по всему пространству ДК. В каждом QR-коде была ссылка. Она открывалась на смартфоне, зрители могли прослушать фрагменты. У каждого получался собственный монтаж по ходу продвижения по палаццо.
Даша: Зрителям нужно было физически собрать спектакль, произвести действие: поднять руку с гаджетом и отсканировать код. Чтобы прослушать все фрагменты, это движение нужно было повторить двести раз. Как конвейер. Перемещаешься, считываешь, перемещаешься, считываешь. Зритель становился механизмом по производству спектакля. Нам было важно сохранить это и на сайте, поэтому у нас есть ручная сборка, то есть возможность составить собственный маршрут.
Как вам работалось в Венеции?
Влада Миловская: Когда мы полетели в первый раз, мне не верилось, что мы находимся в таком роскошном месте. Венеция — город, который нельзя присвоить себе. Ты всегда чувствуешь себя в нем как-то странно. Это слишком роскошное место, чтобы в нем жить. Как шкатулка. Там вообще нет машин, это пеший город. Идеально для того, чтобы дрейфовать, что-то записывать. И его архетипичность чарует. В Венеции почти нет новых зданий, кроме моста Конституции Калатравы. У нас случилась не то чтобы влюбленность, но очарованность этим местом. Как бы посредственно это не звучало. Понятно, что все про это пишут, даже открытки про это. Венеция — заезженный город, но он все равно очаровывает. Интересно открыть его для себя таким.
Лейла Алиева: Мы были несколько растеряны, потому что мы не знаем языка. Но нам выделили прекрасную переводчицу Галю [Безукладникову — прим. ред.].
Женя: Она была ещё нашим гидом.
Лейла: И Полина [Филимонова — прим. ред.], наш продюсер, очень помогла с передвижением, контактами. Времени было достаточно мало, неделя, а Галя или Полина не всегда с нами, поэтому пришлось придумать анкету. В ней были вопросы, переведенные на итальянский. Местами абсурдные, местами трогательные. Про любимые места и про забытые уголки Венеции. Или, что бы с вами было, если бы у вас появились жабры. Про разных мифических существ. С этими анкетами мы спонтанно подходили к местным жителям, туристам, приезжим работникам. Некоторые понимали по-английски, с ними можно было коммуницировать: объяснить кто мы и чего от них хотим. И попросить разрешение на запись. Все записывалось на улицах, в кафе вместе со звуковой средой вокруг. Так как нас было четверо, мы могли позволить себе взять все пространство. Одна брала интервью, остальные ходили вокруг и записывали шумы. Когда с нами была Галя, она совсем развязывала руки. Можно было задавать дополнительные вопросы, уточнить или расширить ответ. Она очень легкая в коммуникации, поэтому могла быстро импровизировать.
Даша: Незнание языка и эта анкета тоже стали действующими лицами. Это значимый зазор между нами и собеседником.
Лейла: Мы переводили анкету с русского на итальянский. Разговаривали по-английски, записывали речь на итальянском, потом переводим это все на русский, чтобы перевести на английский.
Женя: Галя хорошо знает русский, но ей сложно на нем писать. Она нам еще делала подстрочник, и ей было проще писать на английском. Поэтому у нас там было полное языковое смешение. Когда мы делали первую версию для ДК Дзаттере, спектакль был на трех языках. Единственная часть, переведенная полностью на три языка — «Дневник Кости Рябцева».
Насколько легко спектакль отделился от пространства ДК?
Лейла: На самом деле, то, что мы сделали с «Точкой доступа» — это уже другой спектакль. Просто он базируется на материалах из Венеции. Мы вернулись к источникам и полностью его пересобрали. В первый раз мы проделали большую работу, поприсутствовали на открытии в Дзаттере и уехали. И не знали, что было дальше. Мы сделали очень большое вложение, и эмоциональное, и временное, и интеллектуальное, при этом почти не получили фидбэка. Просто обидно этот удивительный материал оставить в Венеции и ничего с ним не сделать больше. Хотелось, чтобы он жил и работал для других людей, для нас в том числе.
Влада: Фишка театра в том, что ты можешь развивать спектакль. Ты его запустил — не получилось. Половина зрителей ушла, или ты забыл текст. Магия театра в том, что ты можешь его развивать так, как ты хочешь, в отличие от кино. Было ужасное желание продолжать работать, доделать что-то, улучшить. Мы чувствовали, что нас не слышно. В Венеции было мало зрителей. Ощущение, что спектакль еще не живет, а только оживает. Очень круто, что у нас появилась возможность его дальше развивать.
Какие свойства театра вам было важно сохранить при переходе в онлайн формат, чтобы произведение осталось спектаклем?
Даша: Мы много думали, как же сделать онлайн-проект не отчужденным, а интерактивным. Мы пытались найти инструменты внутри созданного интерфейса. Каждый зритель, который регистрируется, может выбрать себе псевдоним, ответить на несколько вопросов. Ответы интегрируются в спектакль. Мы предлагаем зрителям стать соучастниками происходящего.
Женя: Главный перформер, главный агент театрального в онлайн-версии — программный код. Каждый раз, когда мы смотрим спектакль, он заново распаковывает нарратив. Не важно, выбираете вы авторскую тропу или ручную сборку, код распаковывает и запускает каждый фрагмент в соответствии условиями: тайминг появления видео, анимаций, текста. Придумано заранее, но код собирает все здесь и сейчас. Его написал наш программист Андрей [Муждаба — прим. ред.]. Он не очень опытный программист, это не основной род его деятельности, поэтому мы справлялись со сложностями DIY- методами[сокращенное «Do it yourself», «сделай сам» — прим. ред.]. Как кино, которое работает с очень наивными монтажными способами. И код у нас DIY, зашитый-перешитый, с заплатками, немного прихрамывающий. В этом есть его прелесть. Периодически он отказывается делать то, что мы его просим. Изобретает что-то сам. Первые показы вообще странно прошли. Мы не понимали, как все работало. То, что видели зрители на своих компьютерах, и то, что мы на своих, сильно отличалось. Я испытываю нежность и к Андрею, и к этому странному, франкенштейновскому коду, который он написал. Мне кажется, из-за этого все и получилось.
Влада: Никто, кроме Андрея, не мог бы выполнить эту работу. Он очень переживает, если что-то не получается. Однажды даже предложил найти кого-нибудь другого. А Женя ответила, что мы не используем понятие «заменимое». Есть конструктор, и каждая деталь в нем уникальна. Андрей очень чуткий человек, без него спектакль был бы иным. У нас был опыт работы с людьми, которые неплохо, но очень автоматически выполняли свою функцию в создании спектакля. Работа была индифферентная, не приносила ничего хорошего, ничего плохого. А когда твой коллега не индифферентен, всегда очень интересно.
Лейла: А еще каждый из наших венецианских собеседников является актором. Актеры в прямом смысле в нашем спектакле, может, и исчезли, но действующие лица есть. Ими стали люди, которых мы встречали, мы сами (там возникают наши голоса). У Жени много лирических глав, где она выступает как актор. И зритель, который отвечает на вопросы, когда проходит регистрацию, тоже становится актором. Мы настаиваем, что это спектакль. Есть актеры, есть зрители, есть нарратив. Гибкий, изменчивый, местами спонтанный, но он есть.
Влада: Нас много спрашивали, какая связь между Костей Рябцевым и венецианскими ландшафтами. Мне кажется, люди задают эти вопросы не потому, что ищут логики, а потому что не понимают, как спектакль работает. Многие процессы в нем драматургически необъяснимы. И это происходит в интернет пространстве, что кажется крутым пике. Наших чувств в нем оставлено больше, чем всего остального. Я думала, это невозможно в онлайн, но благодаря нашему дружному коллективу поверила.