Ксения Трейстер

«Война и мир», Театр им. Евг. Вахтангова, Москва

О том, как играть роль и оставаться собой

Ксения, расскажите про подготовку к роли Наташи Ростовой. Что помогло вам прочувствовать героиню?

Рождение роли – это такой сложный процесс, что попытка описать его будет обманом и для меня, и для вас. Мне кажется, роль складывается из невероятного количества случайных, даже полуслучайных, полуассоциативных вещей: из встреч с людьми, из разговоров, из взглядов, из интонаций, которые совершенно не обязательно происходят именно во время подготовки к спектаклю. Роль создается из совокупности всего, что есть в тебе, что ты замечаешь в окружающем мире и людях. Главное – это наполнять и насыщать себя. Как говорит Пьер в конце спектакля: «Это всё моё, это всё во мне, это всё я».

Думаю, важно то, о чём я сказала Римасу Владимировичу ещё до того, как попала в спектакль: «Я – это Наташа Ростова. Вы не можете меня не взять». Да, я – это Наташа. Я не говорю, что играю себя на сцене, но мне настолько близки переживания героини, что мне не нужно их вспоминать. Я и так их чувствую, потому что то же самое происходит со мной здесь и сейчас, было буквально вчера или будет завтра. Конечно, Наташа – это другой человек, но, мне кажется, острота восприятия мира у нас совпадает.

Вдохновлялись ли вы при подготовке работами других актрис, которые ранее уже играли Наташу, или же выстраивали образ полностью самостоятельно?

«Война и мир» – это роман-эпопея, поэтому в театре он ставится очень редко, и именно в формате спектакля я, к сожалению, его не видела. Конечно, я смотрела всем известный фильм Сергея Бондарчука, но у меня почему-то даже мысли не возникало о том, чтобы проводить параллели между моей ролью и игрой Людмилы Савельевой. Может быть, потому что кино и театр находятся в разных плоскостях.

Наверное, если говорить о вдохновении, то больше всего я при создании роли вдохновлялась Римасом Владимировичем. Когда работаешь с личностью такого масштаба, с таким мастером, начинаешь настолько ему доверять, что он тебя ведёт куда-то в неизвестность, и ты с удовольствием в неё идёшь и начинаешь проникаться его идеями, мыслями.

Как вам кажется, в чём особенность вашей Наташи по сравнению с другими воплощениями этой героини?

Вот что такое роль, что такое образ? В нашей школе вахтанговской принято определять образ как «быть другим, но оставаться собой». И особенность моей Наташи в том, что я – это я, и в том, что никто, как бы ни старался, не сможет сделать так, как это сделаю я. Точно так же, как и я не смогу сделать что-то, что делает другой актёр. Вот в этом прежде всего.

О творчестве ради чего-то большего и погружении в мир романа

Какие главные уроки вы вынесли из работы с Римасом Туминасом?

Во-первых, что нужно выполнять задание режиссёра не пешком, а бегом. (Улыбается). Как только он что-то сказал – вообще не думай, не говори, не спрашивай, а просто делай, уже потом на ходу разберёшься. Во-вторых, – об этом он не говорил, но это видно по его спектаклям – в самых, казалось бы, драматичных вещах можно найти юмор – тонкий, интеллектуальный. Это есть и в «Онегине», и в «Войне и мире», и в других постановках. Меня это поражает. И, наверное, третье, о чём Римас Владимирович нам часто говорил перед началом спектакля: мы не играем для зрителя, а мы вместе со зрителем объединяемся и творим этот спектакль для чего-то большего, для чего-то, может быть, что находится, сверху, над нами.

А во время игры в спектакле вы смотрите в зал или просто чувствуете энергию от зрителя?

Это интересный вопрос. В «Войне и мире» я выхожу не в первой сцене, и зрительское настроение начинает чувствоваться ещё за кулисами. Я не могу сказать, что я смотрю и вижу лица. Бывает, иногда мельком замечаю их, конечно, то есть нет такого, что я специально не смотрю. Но энергия все-таки проявляется в каком-то внутреннем ощущении от реакций зрителей – то, что называется »дыханием зала». Зрители же ещё друг на друга влияют, и сегодня может быть более сдержанный зал, а на следующий день, наоборот, могут аплодировать там, где обычно не аплодируют. Причём сдержанность – это не всегда недостаток внимания, это, наоборот, может быть такая степень сосредоточенности на драматических сценах, когда каждый боится нарушить тишину и хрупкую атмосферу. Зал всегда разный, и это чувствуется.

Помогло ли участие в спектакле глубже понять «Войну и мир» Л. Н. Толстого?

Безусловно. Во-первых, каждый раз, когда перечитываю роман, открываю в нём то, чего раньше не замечала. Во-вторых, несмотря на то что, когда читаешь произведение, ты подробно знакомишься с его художественной реальностью и даже проецируешь на себя какие-то моменты, всё равно остаёшься внешним наблюдателем. А мне в спектакле удалось погрузиться в роман изнутри, следовательно, нужно было все мотивации, все проявления эмоций ощутить на собственном теле, понять своей головой. Я оказалась внутри этого мира, конечно, он выглядит по-другому.

Есть ли в спектакле эпизод, который вы особенно любите?

Мне кажется, с течением времени он меняется. В какой-то момент был один любимый эпизод, потом – другой, потому что спектакль тоже растёт, он изменяется, актёры каждый раз несколько по-особенному играют. Очень важен контекст нашей жизни, контекст моей личной жизни, моих личных переживаний. Сейчас мне в голову приходит последняя сцена с Пьером во втором акте, когда Натали просит Пьера поговорить с Болконским, чтобы тот её простил. Для меня это про абсолютное доверие к человеку, принятие его, прощение и неосуждение. Каждый раз мурашки на сцене! Я, после того как убегаю со сцены, всегда иду к кулисам и досматриваю этот эпизод, мне это очень важно. Эта сцена какая-то такая чистая.

О поиске себя в жизни и в «Войне и мире»

С чего началась ваша любовь к театру, как вы к нему пришли?

Это каждый раз для меня сложный вопрос. Наверное, к мысли, что я хочу работать и играть на сцене, я пришла уже в институте. До поступления я не обучалась в театральных студиях, не снималась в кино. Конечно, ходила в театр как зритель, но при этом не была заядлым театралом. Я занималась народными танцами. Наверное, это оказало влияние, потому что в народных танцах важно передать характер народа, то есть цыганский танец – это одна манера, а лакский танец горных женщин – это совершенно другой стиль.

Получается, решение поступить в театральный стало достаточно внезапным. А какими были ожидания от профессии, от учёбы?

Я в принципе стараюсь ничего не ожидать, чтобы потом не разочаровываться. Никаких положительных ожиданий, наверное, не было. Я знала, что это будет сложно: сложно поступить, сложно учиться, сложно потом попасть в театр, сложно пробиться в кино, – и это действительно так, но то, что ты получаешь от учёбы и от этой профессии, превосходит все сложности. Ты уже и не замечаешь трудностей, потому что есть что-то большее, что тебя держит.

 Что для вас самое ценное в профессии?

Мне ведь только 21, я работаю в театре год, сама ещё пытаюсь сформулировать и найти, что же, что же… Конечно, выход на сцену мало с чем можно сравнить – это огромный выброс адреналина и очень сильная связь с людьми, которые находятся в зале. Но всё-таки на данный момент самое ценное для меня в театре – это то, что действие происходит здесь и сейчас, что зритель влияет на ход спектакля, абсолютно всё влияет на ход спектакля! И спектакль каждый раз рождается заново: за этим очень интересно наблюдать и со стороны, и изнутри.

А смотрели ли вы «Войну и мир» в качестве зрительницы? Какими были впечатления?

Конечно. На мой взгляд, очень важно для актёра видеть со стороны всё произведение целиком. Ещё когда мы выпускали спектакль, я наблюдала за тем, как играет другой состав. Сначала даже понять не могла, насколько это масштабно. То есть я это чувствовала, внутри себя ощущала, но осознать головой… Конечно, это потрясающий спектакль, это какое-то волшебство.

Когда вы впервые познакомились с творчеством Римаса Туминаса? Какой из его спектаклей увидели первым?

Первый спектакль, который я увидела у Римаса Владимировича, – это «Евгений Онегин». Мне тогда было 17 лет. Пожалуй, именно в тот момент случилась моя любовь с театром. В первом акте у меня начали литься слёзы просто от того, насколько красиво, какие актёры, какие декорации, какая музыка. И это всё не разделяется в голове, а сливается в одно большое действие, и просто невозможно оторвать взгляд от сцены. Конечно, после этого мне работа с Римасом Владимировичем грезилась во снах. То, что я сейчас играю Татьяну в этом самом спектакле – это что-то для меня до сих пор невообразимое.

О чем для вас спектакль «Война и мир»?

Для меня этот спектакль раскрывается в словах Пьера. Мне очень нравится мысль, которую он выражает Болконскому: «Всё течёт, всё меняется: ты человека осудил, а он уже другой. Нельзя и сказать: не люблю. Ты сказал, а оно другое». А ещё люблю эту цитату: «Моя жизнь не имела смысла как отдельная жизнь, она имеет смысл только теперь как частица всего целого». Мне кажется, так можно в том числе сказать про мою роль в этом спектакле, потому что моя роль не имеет смысла как отдельная роль, она имеет смысл только в контексте всего спектакля.