Если схематично, основной конфликт «Антигоны» – между волей, силой государства (Креон) и волей, силой личности (Антигона), между правдой человеческой и правдой государственной. Камиль, вы, как исполнитель роли Креона, как считаете: чья правда сегодня в наши дни праведнее?
Казалось бы, что понятия добра и зла постоянны: две константы. Но на практике (на Земле), материализуясь в чем-то осязаемом, подвергаясь различным «земным» трактовкам и осмыслениям, из этих констант, получаются совершенно свои, подчас неожиданные правды.
В нашем спектакле мы не выдвигали какую-то политическую программу или платформу, не бросались в бой, не вступали в предвыборные дебаты. Искусство вообще, и я всегда стою на этой позиции, никому ничего не доказывает, как и не врачует, не дает рецептов… Но оно бередит раны, оно не дает зарасти шрамам, как это ни жестоко звучит. Искусство выходит за рамки и границы, чтобы зритель дальше сам уже определялся с выбором правды. Если угодно, искусство, и особенно, театральное, в силу своей подвижности, постоянно ищет новый язык для продолжения темы, для поиска образов этих двух константных понятий, для того чтобы уже зритель сам задал себе вопросы и искал ответы на них. Для него (для зрителя) процесс этот не всегда понятен и даже иногда не приятен, но именно это неприятие, его преодоление, впоследствии может привести к положительным результатам, стать прививкой, которая излечит и даст новое видение, свежий взгляд.
Ваш герой (и вы сами, возможно, тоже) сочувствует подспудно образу мыслей и поведению Антигоны? Или же нет: перевоплощаясь, вы взваливаете на плечи нелицеприятную роль государства – мыслите от его лица, солидарны с ним в «жестоких» поступках?
Мне раньше не особо нравилась эта пьеса. Наверное, потому что не слышал её, не чувствовал, а, может, потому что видел ряд каких-то неудачных спектаклей с такими статуарными высокопарными правителями, которым не особенно верилось, которые, самое главное, ничем не трогали, не отзывались внутри схожестью мыслей и тем. И мне меньше всего хотелось сыграть такого Креона. Приступив к репетициям, в результате разговоров с режиссёром Михаилом Бычковым я получил от него несколько опорных слов, установок, которые давали ключ к образу. Вспомнился весь мой опыт общения с управленцами, чиновниками, государственными служащими, и эти наблюдения (эти абсолютно актёрские приемы ремесла) помогли собрать в итоге тот плотный человеческий сгусток, который зовется Креоном. И я понял, что Ануй написал потрясающую мужскую роль. Конечно, это роль, которой нужно найти подтверждение в современном мире… Исследование же образа Креона, дающее возможность хотя бы приблизиться, отчасти понять, что может чувствовать этот правитель, и есть самое интересное во всем процессе работы над этой ролью, спектаклем в целом.
Чем концептуальнее, сложнее по своей внешней структуре, форме делается театр, тем меньше в нем остается места актёру, классической в плане разбора и проработки драматической игре. Как вы смотрите на эту ситуации, что принимаете в инновационных процессах театра, а что нет? Как относиться к молодым артистам-многофункционалам, но часто довольно поверхностным в игре драматической?..
На мой взгляд, театр – одно из самых всеядных и внутренне мобильных искусств. Одно из самых жадных до новых технологий и форм. И, наверное, этим можно объяснить взлет его популярности в последнее десятилетие в России. Театр развил, именно развил, а не развеял устоявшиеся мнения о себе и своих возможностях, трансформировал их вслед за своими формами, о которых так грезил Треплев. Так вот сегодняшний театр, наверное, даже единственный вид искусства, который не имеет четких границ. Так что же в этом плохого? Первое, актёры хороши все уже только тем, что они актёры. Второе, актёры нужны разные, также как художнику нужны для картин разные поверхности, разные краски и кисти. И наконец, третье, опыт и любовь к театру приведут всех к одному результату – к заслуженной славе. Нужно только набраться терпения. А места хватит всем.
В рамках фестиваля «Золотая маска» не могу не спросить о фестивале «Платоновский», с которым вы столь связаны. Магистральные идейные и художественные линии двух фестивалей во многом пересекаются. В течение года «Золотая маска» везет в провинцию живой и современный театр. Тем же занят, в сущности, и «Платоновский». А, по-вашему, какие спектакли нужны русской провинции (в том числе и провинциальным актёрам, деятелям театров) для постепенного ее [провинции] театрального просвещения?
Я вам так скажу. Вот сколько я наблюдаю Платоновский фестиваль, прямо со дня его образования, он всегда был верен одному главному принципу – предоставлять зрителю самые высокохудожественные образцы театрального и музыкального искусства. И Михаил Бычков в этом смысле невероятно талантливый руководитель! Он человек с очень высоким вкусом в области искусства. Для него главное, чтобы было именно искусство, то есть вопрос не в том, провокация или не провокация, современное или не современное, старое или не старое, а в том есть в этом искусство или нет.. Пусть поиск, пусть эксперимент, пусть новаторство – все это должно лежать в области искусства подлинного. Вопрос, кто эту подлинность определяет. Отвечу просто: прежде всего, вкус, культурный уровень руководителя, который осуществляет отбор художественного материала. И в этом смысле, у огромного количества зрителей Платоновского фестиваля по-прежнему очень высокий кредит доверия Бычкову. Существует зритель, и его процент очень велик, способный воспринимать самые сложные, самые экспериментальные поиски в области искусства, театрального, в том числе. «Платоновскому», и «Золотой Маске» можно пожелать очень многого, но сегодня, я бы ограничился одним: пожеланием твердости и мужества в жизненных испытаниях. Никогда не думал, что соединю воедино такие понятия, как театр и стоицизм.