Игорь Фомин

«Танцующая в темноте», Театр «Старый дом», Новосибирск

Синтез света и музыки

В спектакле сложный синтез света и звука, что положило начало этому тандему?

 «Танцующая в темноте» — это мюзикл. Насколько я знаю, композитор Николай Попов сразу предложил режиссёру идею, что музыка станет ключом: свет и артисты будут существовать по звуку. Наша героиня слепая, и для неё проводник — это звук, и всё следует за ним.

Световики, которые ведут спектакль, сейчас не трогают ни одной ручки, весь свет подчиняется звукорежиссёру. Современная техника позволяет нам синхронизироваться.

Я бы назвал этот спектакль мюзиклом здорового человека: это музыкальный спектакль, но при этом драма. В нашем понимание мюзикл — это когда все поют, танцуют и всем весело, а это такой сибирский музыкальный театр. Импортозамещение.

Как проходила работа над спектаклем?

У нас было три этапа работы. Первый, когда Лиза Бондарь, режиссёр, позвонила и сказала, что нам нужно в репетиционном зале выстроить свет, чтобы понять, как это будет. Второй этап, когда Николай Попов прислал мне музыку и попросил её осветить. Мы сделали визуализацию в 3D, и я отослал ему трек, как на концертах делается – тут световой акцент, там. Третий этап, на месте, когда я приехал в театр, осветители уже знали почти все реплики, когда надо переключать свет. Я был меньше в материале, чем они. Говорю, вот здесь надо сделать переход, а они мне отвечают, что этот переход уже есть. Потом мы синхронизировались со звуком. В спектакле более 300 переходов, и если звук и свет вести отдельно, кто-то рано или поздно все равно промахнётся, поэтому за пультом один человек. Зато результат поражает обычного человека. В секунду меняется атмосфера и пространство. Это больше в стиле уже упомянутых концертов, когда играет музыка и свет подвижный. Театр к этому только идет. Практика синхронизации есть, но обычно она касается эффектов, например, гром, соединенный с музыкой. Выглядит неплохо, но это только эффекты, а не решение пространства. Поэтому важно понимать, что композитор, режиссёр, художник по свету — все делают одно общее дело.  

Вам не мешало визуальное решение фильма?

Нет, всё-таки язык театра и киноязык сильно отличаются. Сначала я думал, что этот бэкграунд будет перетягивать, но когда мы начали работать то сразу ушли в другую сторону. Особенно помогала в этом музыка. И конечно то, что сделали артисты, их особое существование тоже сразу перестраивало на новый лад.

Мечты о театре

Что вас привлекает в работе в театре?

Сначала я попал в театр АХЕ, потом к Адасинскому, это был долгий путь. Это даже сложно назвать театром, это смысл существования, способ мысли и способ жизни. В драматический театр я пришел из перформанса и долго удивлялся тому, как это работает. Ты видишь, как ребята артисты, которым через пять минут на сцену выходить, сидят в телефонах, или световики в рубке болтают, а у тебя самого мандраж, руки потные, и терять это ощущение не хочется. Не хочется становиться просто функцией.

В театре все цеха — это единый организм. Как нельзя научиться строить машины и самолеты за полгода, так нельзя за это время научиться строить театр. Я был в разных странах и, к примеру, в Индии театр — не очень и им бесполезно объяснять, что у них не так, а у нас что есть — так это театр, и об этом мы ещё можем с гордостью сказать – сделано в России. И я рад, что причастен к этому.

Свет в спектакле должен помогать актёру или, возможно от обратного, мешать?

В одном спектакле с разными артистами свет может взаимодействовать по-разному. Просто надо понимать, как это работает. Например, если в вертикальном луче поднести к лицу книгу, то отражение от книги осветит лицо и это будет настоящая магия. Если знать основные законы, свет будет на твоей стороне. Мы вчера с Антоном Адасинским вспоминали, как как-то в театре кто-то случайно открыл окошко. По задумке у него на сцене должна была быть полная темнота, а тут —  прорезающий темноту свет, но он не сконфузился, а сделал с этим лучом пятиминутное соло, сорвавшее аплодисменты.

Ещё это вопрос застройки и того, насколько режиссёр готов дать артистам, художнику по свету и художнику-постановщику свободу при сборке спектакля. В русском театре мы сильно завязаны на фигуре режиссёра как главном демиурге. Эту позицию только начинают пересматривать молодые ребята, которые мыслят театром, а не иерархией, в которой должен быть главный. Они идут и от пространства, и от артиста.

Есть ли что-то, что хотелось бы сделать в театре, работа мечты?

У меня две звезды, до которых хотелось бы дотянуться — это Кастеллуччи и Папаиоанну. Я бы хотел сделать пару спектаклей в свойственном им стиле с людьми, мыслящими в том же направлении. Такого формата и уровня, когда смещены акценты, а текст — не самое важное.