Насколько я понимаю, «Сказка про последнего ангела» — это твой первый спектакль с Андреем Могучим. Как ты пришёл в этот проект?
Когда меня позвали в спектакль, мне за день сказали, что надо встретиться с режиссёром, и выслали билет на утренний «Сапсан» в Питер. Часов в 11 вечера мне прислали пьесу, и я её всю ночь читал, разбирал. С 11 до 12 утра у нас была запланирована встреча с Андреем Анатольевичем, и вечером я уже должен был уехать в Москву.
Я пришел в кабинет к Могучему и 55 минут нашего времени говорил я. Я рассказал композицию: как я увидел с режиссёрской точки зрения будущий спектакль, кто с кем в каких отношениях, кто сват, кто брат и так далее. Мне ответили «хорошо, приятно было познакомиться, до встречи». Через неделю раздается звонок, и мне говорят: «Глеб, ты будешь вторым режиссёром на этом проекте. Может быть, тебе дадут роль Леуся, но не факт, так как уже есть исполнитель». Я позвонил своим друзьям, спросил, что такое второй режиссёр, потому что не представлял, чем буду заниматься. Мне сказали «ну, будешь сидеть рядом и записывать».
Как проходили репетиции? Какие у тебя впечатления от работы с Андреем Могучим?
На репетициях казалось, будто едешь к другу на день рождения в предвкушении радости и отдыха. В этот момент ты понимаешь, что будет хорошо, то есть, это нельзя назвать работой, когда надо по будильнику в 10 утра вставать, чтобы в 11 быть в театре. Мы приходили с ощущением праздника.
Я помогал Андрею Анатольевичу, шептал ему на ухо какие-то идеи, он меня слышал и слушал. Он действительно откликался на некоторые задумки. Самое классное, что режиссёр не пришел с уже готовой композицией и видением спектакля, который должен выглядеть так и никак иначе. Мы всё придумывали вместе. Это не студенчество, но на профессиональном уровне постройка спектакля здесь и сейчас. Для меня это был непревзойдённый опыт работы. Сейчас я живу этим спектаклем. Вот он сегодня-завтра пройдёт, и я буду ждать 5 апреля. Все мои съёмки будут пролетать, лишь бы побыстрее пришла дата следующего показа.
Я попробовал все роли в спектакле, пока мы репетировали. Так я понял, что такое второй режиссёр. Когда кто-то не приходил на репетицию, я вставал на замену. Я играл за Ахеджакову, Галинову, Ескина, Рассомахиных, Комарова, — всех переиграл, в общем. Потом уже сложилась окончательная команда, обозначился ансамбль. Всё придумывалось-то всего за два месяца. Казалось бы, кто-то может год репетировать, а в итоге выйдет непонятно что, а тут за короткий срок такое чудо получилось.
Получается, когда тебе дали роль Леуся и ты перестал работать вторым режиссёром, ты уже разобрал материал от и до.
Ближе к премьере, пока я был за сценой, я посчитал, сколько у меня слов, сколько реприз. Буквально вывел статистику. Получилось, что у меня в спектакле около пяти тысяч слов и около 140 реприз. Просто мне делать было нечего. (Смеётся). Каждый раз перед выходом я думал, как бы над ролью поработать — вот решил посчитать каждое слово. Я уже знал весь свой текст на тот момент. На самом деле, это полный бред, но тем не менее у меня роль просчитана от А до Я.
Как тебе кажется, почему в спектакле важен мотив детскости?
Потому что он во всех попадает. Например, если говорить об образе Черного (Антон Ескин — прим. ред.), в книге Михайлова — это волк. Но наше с тобой поколение или те, кто младше, — не все готовы фантазировать и расширять образ. Волк сам по себе однозначен, в нем нет точек, на которых можно построить метафору. Про него сразу думают, что он злой, что он укусит, что это лидер-одиночка. А Микки Мауса, к примеру, знают все, и он у всех отзывается. Он вроде добрый персонаж из детства, но в то же время может быть очень страшным, злым и чёрным, и это позволяет додумывать персонажа дальше, уже в зрительской голове.
Если говорить о твоем герое, мне кажется, это блаженный, отчасти юродивый персонаж. Как ты готовил роль, откуда брал материал?
Рома Михайлов на репетициях показывал видео людей с отклонениями, с которых он писал свои тексты. Он тогда обмолвился, что никогда бы не рассказал этим людям о том, что он что-то записывал о них в свой блокнот, а потом вышла масштабная работа в театре. Мы, конечно, совсем не похожи на тех, кто был на видео, но смотреть на них было действительно жутко.
Что касается юродства, то оно может быть как здоровым, так и нездоровым. У Леуся юродство заключается в том, что он все время хочет помочь. Пока он максимально в эту помощь не вложится, пока он друга не выручит, он не успокоится. Когда он поймёт, что он уже выполнил свою миссию, мне кажется, он может умереть. Это персонаж, который не принимает, хотя он большой эгоист, а только отдает. Пока он отдает, он существует. Он готов отдавать ради чьей-то мечты ещё и ещё. Леусь способен к страданию и состраданию, он все переживает по-хорошему, живет не плохими мыслями, а именно добром, светом, мечтой.
Тебе самому в жизни близка такая философия?
Очень. Если меня спросить, что я умею хорошо делать, то я бы ответил, что умею дружить. Я хороший друг, по крайней мере так говорят. (Смеётся). У меня есть семья, есть друзья и есть работа. И друзья для меня очень важны. Даже наш маленький ансамбль в спектакле сложился на принципах дружбы. Мы очень хорошо между собой общаемся вне сцены, и наша дружба перенеслась и в спектакль.
В спектакле смешиваются несколько миров: реальный, сказочный, потусторонний. К какому из них принадлежит Леусь? Способен ли он перемещаться из одного мира в другой, и что с ним происходит в эти моменты?
Я сам до конца не знаю ответа на этот вопрос. Леусь и Игнат (Павел Комаров — прим. ред) — посланцы из сказочного мира, из квартиры, где живет героиня Ахеджаковой, в реальный. Они действительно могут быть в нескольких мирах, переходить из одного мира в другой, но в каждом существовать по-новому. Эти два персонажа следуют за главным героем Андреем (Павел и Данила Рассомахины — прим. ред.), чтобы довести его до встречи с Оксаной. Реальный или нереальный мир — это уже для зрительской фантазии, размышления. Главная цель везде одна — привести все к реализации мечты, к настоящей чистой любви.
После спектакля у меня вышел спор с коллегами по поводу твоего монолога в антракте. Была ли это импровизация или четко построенный текст? Как вообще сложилась эта сцена на 25 минут, когда зритель бежит в буфет за кофе, а не смотрит на сцену?
Импровизации как таковой там нет. Если говорить актерскими терминами, то там есть колышки, к которым нужно приходить. Если я где-то теряюсь, я все равно знаю, к чему я должен подвести. Например, когда по действию я должен заплакать, я разными путями иду к этой точке. Потом, когда я должен засмеяться, я уже ухожу от слёз к смеху. У меня роль так простроена, что я знаю, к какому действию я должен приходить от сцены к сцене. Конечно, у меня есть текст в голове, от которого я отталкиваюсь.
А текст взят из книг Михайлова?
Да, практически полностью.
Ты сталкивался с Михайловым и Саморядовым до спектакля?
Нет, Андрей Анатольевич на репетиции привез текст, я его прочитал и даже не ожидал, что такое может быть. Для меня это было большой странностью и несовпадением: Рома Михайлов, оказалось, участвовал в «Минуте славы» на Украине, он педагог по физико-математическим наукам, он писатель, танцовщик, он пишет музыку, снимает кино, работает как актер. Это настоящий гений нашего времени. Как говорится, талантливый человек талантлив во всем. Мы читали около семи его произведений, и после каждого было, над чем подумать. Это не просто прочитать книгу и забыть. Его книги попадают в душу, сочетаются с верой, что для меня, как православного человека, самое главное. Мне это очень близко и понятно.
Не каждый текст и автор подходит любому актёру. Например, тексты Платонова, Чехова, Островского не каждый актёр сможет органично произнести. Иногда пробуешь другого исполнителя, и он смотрится в определенной роли гораздо лучше и увереннее. Так вот у меня с Михайловым случилось «сов-падение». Мне очень близки его тексты и мысли. Поэтому и роль сложилась.
А что тебе вообще нравится читать? Или смотреть?
Абсолютно разное. «Благоволительницы» Джонатана Литтелла. До этого читал «Бойцовский клуб» Паланика. Перечитал всего Водолазкина, очень люблю Лескова. Я этой весной пробовал поступать к Юрию Бутусову. Пока все сидели на карантине, меня перекрыло, и я решил, что надо бы попробовать. Он же был моим педагогом в мастерской Женовача. И я стал начитывать литературу, потому что, когда поступал учиться на актёра, пришел с тем, что проходили в школе. А тут делать было нечего, и я стал читать все, что дома было. Но потом возникли проблемы с композицией, и я не пошел дальше.
В кино могу и мультики посмотреть, и серьёзные фильмы. Из последнего — «Убийство священного оленя» Лантимоса, «Ещё по одной» Винтерберга. На самом деле, смотрю то же, что и все.
У тебя есть среди других ролей похожие на Леуся персонажи?
Нет, и это здорово, когда я могу высказаться от имени персонажа обо всём, что у меня есть за спиной, принести свой опыт в спектакль.