Михаил Барышников, для которого придуман «Push comes to shove», хотел работать именно с Твайлой Тарп, чтобы разнообразить свою классическую русскую школу танцем модерн. Сейчас, спустя сорок лет, ощущаются ли эти партии как что-то новаторское? Или современная школа уже достаточно вобрала в себя находки прошлого века?
Конечно, это уже не совсем новаторство, не совсем тот модерн, который есть сейчас, например, у Уэйна МакГрегора. В любом случае, поработать над этой партией и поработать с Твайлой Тарп было весьма интересно. Я для себя, конечно, что-то новое открыл, когда репетировал этот балет. Тем более все видели записи с Барышниковым. Есть к чему стремиться.
Вы ориентировались на записи? Как готовились к роли?
Сначала у нас была подготовка к приезду Твайлы. Первой к нам приехала Эллен Кудо, её помощница, которая тоже танцевала этот спектакль. Показывала нам хореографию, с нами всё выучила, так что, когда приехала сама Твайла, мы ей показывали готовый материал. Она — большой мастер, интересный хореограф и интересный человек, уже в возрасте, и у неё есть свои особенности, как у каждого из нас. И было очень непросто…
«Было непросто»?
У неё достаточно сложный характер. Она не просто требовательна… Мы на репетициях проходили весь спектакль, отдых пару минут — и мы проходили его снова. Никто из нас так раньше не работал! Прогон в полную силу, две-три минуты, и снова прогон. Мы там умирали (смеётся). Это её методы работы, она так привыкла, и мы делали всё, что она нам скажет, чтобы работа была более продуктивной. Да и просто, она такой мастер — с ней не поспоришь ни в чём. Хотя…Знаменитая запись, которая есть в интернете с Барышниковым, сделана, если не ошибаюсь, спустя пять лет, как спектакль был поставлен. И он танцевал свою партию уже совсем по-другому и делал не то, что она просила и не с тем посылом. Она нам сама об этом говорила. Но и мне, и моему педагогу было гораздо ближе то, что есть на видео: и по эмоциям, и по техническим каким-то вещам. Тарп почему-то хотела более силовое звучание движений и вариаций, а у Миши, конечно, совершенно иначе, но всё равно волшебно это получалось. За короткий срок он впитал технику, преобразовал её и сделал замечательный спектакль, я считаю.
Какое виденье вы вынесли на сцену: вариант Твайлы или тот, что был вам ближе?
Она хотела, чтобы всё было серьёзно. Мы были этим немного обескуражены, мы-то думали, что этот балет – одна большая шутка, затянувшаяся на полчаса. А она хотела очень серьёзно и очень сильно. Но мне кажется, мы в итоге сделали то, что мы хотели. Потихоньку-потихоньку перетянули одеяло на свою сторону.Мне кажется, юмор должен быть во всём: в отношении к себе и к партнёрам, к движению, к происходящему на сцене… Потому что не всё должно быть очень классическим и пафосным.
Там по стилю много ведь намешано, помимо классики?
Модерн, диско… Да, там всё есть. Я не помню точно, сколько сейчас Твайле лет, но точно немало. И она выписывала зал на час, брала нас, солистов, танцевала сама перед нами, и мы должны были за ней всё повторять. Под такую музыку из восьмидесятых. И она ничего не объясняла, не показывала, мы просто должны были быстро уловить принципы, движения и повторить. Танцевала она потрясающе, она в великолепной форме до сих пор.
Расскажите еще немного о том, как проходили репетиции.
Изначально, насколько я понимаю, договорённость об этом балете была у Твайлы с Ким Кимином, это премьер нашей труппы. Он приезжал на какой-то гала-концерт в Америку, они там с ним познакомились, и она сама захотела, чтоб он станцевал её спектакль. Это был тяжёлый момент, мы все уже знали порядок, и все тоже очень хотели выйти, но у неё принцип – она работает только с одним составом, всегда. Видимо, в Америке небольшие труппы, и спектакли идут достаточно редко. У них есть возможность работать таким составом. У нас, у большой труппы в России, такой возможности нет. И чем больше солистов, тем больше разных красок: просто разные спектакли получаются. Мы очень долго репетировали, показывали ей, и всё-таки убедили. Она согласилась на два состава. Мне кажется, в конце концов Твайла осталась довольна, но это было, я ещё раз повторю, очень непросто – такого мастера уговорить. Я надолго запомню работу с ней.
Долго репетировали спектакль?
Я точно сейчас не вспомню, как минимум месяц мы только учили балет, потом она приехала, расчистила ради этого весь свой график… Она заставила руководство нас снять со всех спектаклей текущего репертуара, что никогда не происходит в нашем театре. И мы репетировали утром и вечером её спектакль на протяжении, кажется, трёх недель.
У вас есть какая-то любимая сцена или часть в балете?
Первая часть, со шляпой. Твайла там давала полную свободу действий. Она правила только движения, музыкальность, точность, но ты вкладывал в это то, что ты хотел. Но! Самый страшный кошмар Твайлы – это если кто-то роняет шляпу на сцене. Там же очень много элементов, где шляпу надо подбрасывать, ловить со спины, левой рукой… Мы это тренировали. В раздевалке по полчаса только одно это движение отрабатывали. Она приходила просто в ярость, в бешенство, если падала шляпа в самом начале спектакля. А если ты ей испортил настроение в самом начале репетиции… (смеётся) дальше можно ничего не проходить. Всё должно было быть сделано идеально, только тогда она смотрела следующие вариации. Но, мне кажется, эта сцена – ключевая, ты задаешь тон спектаклю и настроение, сам получаешь кайф. Первая сцена — это отправная точка.